— Всех в долину! — велел Карганлак хазэрам. —
Эти будут умирать очень долго. Наши боги возрадуются!
Горвеля привязали к толстой жерди, четверо хазэров вскинули
на плечи и быстро потащили вниз, в долину. Позади несли Роланда, а, судя по
ругани, третьего тоже взяли живым: он орал, матерился. Умолк на полуслове:
Горвель услышал глухой стук, словно толстой палкой ударили по камню.
Солнце показало из-за края земли блистающий край, пленников
наконец принесли в стойбище. Сорвали одежду, доспехи Горвеля сперва бросили в
кучу, потом напялили на деревянный чурбан. Роланд, вожак мародеров, хмуро
терпел, зубы сцепил, но второй мародер, очнувшись, снова поносил мучителей,
грозил карами, насмехался, плевал в них. Хазэры неистовствовали, но никто не
смел, страшась своего грозного вождя, прикончить врага, чего явно добивался
пленник. На всех троих тоже плевали, швыряли комья грязи.
Их растянули на земле вверх лицами, привязав за руки и ноги
к вбитым в землю кольям. Горвель сцепил зубы, стараясь не стонать: суставы
трещали, сухожилия едва не рвались от натуги. Перед глазами только небо, еще
появлялись смеющиеся рожи врагов: разрисованные, уродливые — прыгали,
корчились, визжали. Многие пользовались случаем помочиться на распростертых
врагов, и вскоре Горвель был залит вонючей мочой. Голову не закрепили, мог
мотать из стороны в сторону. Хазэры хохотали и хлопали себя по голым коленям,
когда гордый рыцарь извивался, плотно зажмуривал глаза. Кто-то из находчивых
бегом принес деревянную воронку, всадил между зубов рыцаря, помочился и
радостно визжал и прыгал под хохот толпы, пока Горвель отчаянно кашлял, почти
захлебнувшись.
Внезапно появился рассвирепевший Карганлак, с ходу ударил
Горвеля, и тот услышал как хрустнули сломанные ребра:
— Где Древний Волхв?.. Тот, который с зелеными глазами!
Горвель морщился от боли в сломанных ребрах, но губы его
дрогнули в злой усмешке:
— Его не схватили?
— Я бы схватил, если бы встретился лицом к лицу!.. Но
он убил девять моих лучших воинов!.. Я буду мучить его очень долго!
Горвель прохрипел, чувствуя, что злые силы еще не покинули
тело:
— Сперва поймай... Девятерых у тебя под носом? Этот
волк всех перережет, как овец. Только прикидывается святошей... Черт под
старость всегда идет в монахи...
Карганлак снова пнул, на этот раз с наслаждением разбив в
кровь скулу:
— Эй, у костра!.. Железо готово? Посмотрим, как он
крепок.
Хазэры с готовностью заметались у костра. Там трещало, пахло
раскаленным железом. Роланд, который был распят справа от Горвеля, крикнул
ободряюще:
— Держись, рыцарь!.. Покажем этим нелюдям, как умирают
европейцы!
А второй мародер, прокричал, перемежая с матом:
— Покажем нехристям, как умирают солдаты императорской
гвардии!
Горвель сказал зло:
— Я не нуждаюсь в поддержке всякой мрази. Заткнитесь!
Каждый умирает в одиночку.
Карганлак вырвал из рук прибежавшего хазэра прут с вишневым
концом, от которого шел сухой жар, рявкнул осатанело:
— Попирая чужую веру — утверждаешь свою! Так завещали
предки.
Глаза безумно блестели, в уголках рта желто пузырилась
слюна. Глядя в лицо Горвеля, он начал медленно приближать раскаленный конец
прута к его глазам. Горвель старался не мигать, смотрел прямо, хотя жар палил
лицо, а брови затрещали. Запахло горелым волосом. Карганлак чуть коснулся
раскаленным концом ноздрей Горвеля, отвел, наблюдая за бессильными гримасами и
тем, как рыцарь удерживает крик, снова начал опускать, приговаривая:
— Будешь кричать очень долго...
Внезапно он содрогнулся всем телом. Судорожно выпрямился,
выгнув спину, словно в поясницу ударили бревном. Рот раскрылся в беззвучном
крике: в левой глазнице торчал деревянный прут с белым пером на конце, а
наконечник, проломив кости, на половину стрелы высунулся из затылка. С него
капала кровь, но Горвель несмотря на ужас и отвращение, заметил, что наконечник
стрелы выглядел не железным — блестел странным серебристым металлом, словно
лунный свет!
Карганлак странно всхлипнул, вскинул руки, будто хотел
ухватиться за пораженное место. Пальцы расжались, раскаленный прут выпал прямо
на голую грудь Горвеля. Карганлак качался взад-вперед, нависая над
распростертым Горвелем, затем медленно повалился навзничь. Тяжелое твердое тело
ударилось с такой мощью, что земля дрогнула и качнулась.
Хазэры неверяще смотрели на несокрушимого вождя, лицо
которого было теперь залито темной кровью, а из булькающей массы, где была
глазница, поднимались кровавые пузыри. Бессмертный Карганлак, ужас и полубог
племени, надежда на воскрешение былой славы... лежит в пыли, мертвый как
придорожный камень!
Вдруг кто-то завизжал в диком страхе, повернулся и бросился
бежать. Другие пятились, не отрывая расширенных глаз от поверженного вождя, у
них вырывался страшный вопль. Лишь потом разворачивались, бежали, не разбирая
дороги. Всюду шлепали босые ноги, поднялась удушливая пыль, загремели камни.
Обезумевшие хазэры карабкались в гору, позабыв про коней, брошенные вещи,
стойбища, пленников.
Роланд и его мародер перестали сыпать проклятия, вертели
головами, смотрели вслед бегущим. Горвель стонал сквозь стиснутые зубы —
проклятый хазэр уронил раскаленный прут на голое тело, и прежде чем остыло,
выжгло бороздку. Он дышал запахом собственной горелой плоти!
Когда стих топот ног, появился друг сэра Томаса, странный
паломник. Шел неторопливо, по сторонам не смотрел, лук и колчан со стрелами
высовывались из-за плеча. На ходу вытащил нож, двумя легкими движениями
перехватил веревку на руках Роланда. Вожак мародеров вытаращил глаза:
— С чего так драпанули? Их же три десятка!
— Карганлак для них живой бог, — объяснил
Олег. — Они без него — прах.
Второй мародер, растянутый на кольях, выматерился, сказал со
злой усмешкой:
— Святой отец, а ты знаешь, как с ними обращаться!
Знаешь... Наконечник на стреле не железный, а серебряный! Я такие штуки
примечаю.
Роланд, морщась, массировал вспухшие запястья, с трудом
согнул затекшую спину, принялся освобождать ноги:
— Дикари!.. Мы, солдаты императорской гвардии,
сражались бы до последнего человека. Жив император или пал, но мы — личности!
Не дикая толпа.
Олег кивнул:
— Вот что, личность... Вон там около сотни коней хазэр.
Нет, вдвое больше. Без седел, но так принято. Для вас и такие кони — удача,
верно?
Роланд оскалил крупные зубы:
— Святой отец! Пусть тебе воздадут твои языческие боги
за доброту. Твоими устами говорит и наш бог, христианский, и все святые и
великомученики. Двум бедным бывшим солдатам императорской гвардии позарез нужны
два хазэрских коня. Четыре, если считать и запасных!
