Монахи в ужасе пятились. Их ровный строй изломался,
вытаращенные глаза перебегали от распростертых собратьев до ухмыляющегося громадного
варвара. Старший монах в растерянности оглянулся на родные монастырские стены,
словно ища поддержки, а Олег предложил:
— Давай еще парочку!.. Или сам с ними выходь. Я только
разогреваться начал. Мы, славяне, народ северный, запрягаем медленно... Давно
не шалил в кулачном бою. Не грех потешить малость себя и наших богов!
Предводитель монахов растерянно и обозленно посматривал на
Олега и Томаса, бросил несколько слов визгливым голосом, как уличная торговка
рыбой, один монах стремглав ринулся в раскрытые ворота. Распростертых монахов
унесли следом. За стеной слышались вопли, конское ржание.
Из ворот шустро выбежало трое воинов в странных соломенных
шляпах, похожих на шляпки грибов, но с красными кисточками, в желтых куртках.
Все
трое держали в стиснутых кулаках короткие копья, у каждого
на поясе болталась тонкая кривая сабля.
— Серьезные ребята, — сказал Олег.
Он попятился к своему коню, на седле которого оставил лук и
колчан со стрелами, там же висел его гигантский меч. Томас пустил коня вперед,
перегораживая дорогу, сказал торжественно:
— Сэр калика, мне совестно прятаться за мирной спиной
святого схимника. Как-никак, я все-таки благородный рыцарь, что значит —
профессиональный боец за правое дело. Дозволь теперь разогреться мне. Тебе еще
браться за меч, а мой уже в руке!
Он тяжело слез с коня, медленно пошел вперед, остановился
перед тремя монахами-воинами, похожий на сверкающую башню из металла. Доспехи
блестели так, что глазам было больно. Томас медленно опустил забрало, вытащил
меч. В солнечном свете голубые искры рассыпались по обоюдоострому булатному
лезвию.
Старший монах пятился, запрокинув голову и раскрыв рот,
наконец опомнился, проговорил нетвердым голосом:
— С кем из моих воинов будешь сражаться, франк?
Томас, который уже присмотрел среди троих самого, по его
мнению, слабого, покосился на Олега, подавил горестный вздох и сказал как можно
надменнее:
— Неужели я, сэр Томас Мальтон из Гисленда, выберу
одного, когда мой смиренный друг, который и мухи не обидит, сражался с двумя?
Конечно же, всех троих.
Старший монах круто развернулся к монахам-воинам. Они часто
дышали, их руки подрагивали от напряжения, в тишине почти что слышался скрип
натянутых до предела мышц. Все трое неотрывно смотрели на блестящего рыцаря,
острия копий нацелились ему прямо в грудь. Томас оглянулся на своего огромного
коня, где на седле осталось гигантское копье, толщиной с молодое дерево, а
стальной наконечник — с лезвие боевого топора, но махнул рукой:
— Благородные сэры! Прошу начинать с тем оружием,
которое у нас есть. Мое копье больше пристало для рыцарских турниров.
Старший монах истошно взвизгнул, трое отважных бойцов
метнулись вперед. Томас успел лишь покрепче сжать рукоять обнаженного меча, как
в грудь ударили три копья. Он ощутил сильный толчок, перед глазами мелькнули
белые щепки. Один монах-воин с разбега врезался головой в стальную грудь
рыцаря, охнул и пал к ногам Томаса. Двое отступили, шатаясь, смотрели зло и
растерянно. Обломки копий усеяли землю перед рыцарем, один монах тряс
окровавленной кистью.
Томас наклонился, сочувствующе похлопал обеспамятевшего
монаха по затылку:
— Благородный сэр! Не спи, уже все кончилось.
Олег крикнул:
— Унянчили дитятка, и не пикнуло. Не бей по голове! У
тебя ж перчатка железная, а голова у него как у меня гм... кулак.
— Да я не бью, — пробормотал Томас испуганно, он
поспешно убрал руку. — Я гладил, ибо Христос завещал любить даже врага...
А это какой враг? Так себе. Благородный сэр герольд! Пришлите других бойцов.
Эти что-то устали.
Старший монах отчаянно завизжал, сорвал с головы шляпу, люто
истоптал ее, словно давил прыгающую гадюку. Глаза его были выпученные, как у
совы, налились кровью. С тонких губ летела пена. Он нетерпеливо оглядывался на
ворота, просветлел, когда оттуда выбежали еще трое.
С копьями наперевес, страшно визжа, словно им защемило
дверью, они понеслись, быстро-быстро перебирая ногами. Томас ухватился за меч и
снова опоздал. Одно копье ударило прямо в лицо, поддело забрало, два копья
переломились о грудь. Тройной удар был настолько страшен, что Томас невольно
качнулся назад, даже отступил на шажок, но бросил пугливый взгляд на калику,
тот следил очень внимательно, и Томас поспешно шагнул вперед. Двое отступали,
шатаясь, зажимая ладонями разбитые в кровь лица, третий лежал у его ног, широко
раскинув руки. Из расплющенного носа и рассеченной брови обильно бежала кровь.
Томас с досадливым ворчанием выдернул наконечник копья, тот
застрял в решетке, брезгливо повертел в стальных пальцах низкосортное
сыродутное железо, отшвырнул.
— Эти тоже устали, — сказал он громко в
пространство. — Драться не начали, а заснули, как рыбы на бегу.
Олег посоветовал обеспокоенно:
— Больно шустрые, как мыши! А ты хлебалом щелкаешь,
чешешься да запрягаешь... Не славянин, случаем? Дерись, а то поразбивают
головы, а ты, истукан булатный, все никак не соберешься!
— Я не соберусь? — удивился Томас. Он нервно
огляделся по сторонам. — Я давно готов! Поджилки трясутся, все жду, когда
свое боевое искусство начнут применять. А у них все ритуалы преддрачные...
— Какие-какие? — переспросил Олег.
— Преддрачные, — повторил Томас. — Перед
дракой которые... ломают свои прутики, лбами колотятся... Я уже уморился
дрожать ожидая, когда их знаменитые бойцы явятся!
Легко раненных увели, подхватив под руки, а недвижимого
унесли. Из ворот выбежало еще с десяток монахов-воинов — с шестами, копьями,
саблями, некоторые даже со странными цепами, такими в русских селах молотят на
току пшеничные снопы... Все остановились возле ворот, переговариваясь резкими
щебечущими голосами, напоминая Олегу большую стаю мелких лесных птиц. Старший
монах погнал одного обратно в монастырь, мол, одна нога здесь, другая там,
похоже — с донесением.
Олег все-таки сходил к коню, вытащил из ножен меч и
повернулся лицом к монахам. Томас стоял в двух шагах, посматривал ревниво,
украдкой меряя взглядом длину оружия. Меч калики не выглядел короче, хотя у
Томаса был самый длинный меч во всем крестоносном войске, к тому же меч калики
явно тяжелее, а лезвие шире в полтора раза. Старший монах, как заметил Томас,
тоже не мог оторвать взгляда от сверкающего синеватыми огоньками оружия калики.
Впрочем так же зачарованно, словно кролик на кобру, смотрел и на огромный меч
Томаса — тот не короче монашеских копий.
Из ворот все еще никто не выбегал с визгом, не прыгал,
замысловато вихляя тонким ритуальным копьецом. В монастыре прозвучал басовитый
гонг, в воротах появился очень старый монах — одетый пышно, в расшитый золотом
халат, на голове многоэтажная шапка с бубенцами и ленточками. В руке нес
украшенный серебром посох с набалдашником в виде головы разъяренного дракона.
