— Чем нас кормили, — сказал он напряженно. —
Святой калика, я не нарушу твоих благочестивых размышлений, если на таком
необъятном просторе... чуточку колыхну воздух?
Олег равнодушно махнул рукой:
— Давай.
Раздался мощный гул, рыцарь с облегчением перевел дух, плечи
опустились. Оглянулся на исчезающие стены желтого монастыря, куда ушла ударная
волна:
— Лучшее время моих странствий!.. Так натрясся, скажу
честно, когда приближались к этому монастырю! Поверишь ли, благородный сэр
калика, собирался свернуть.
— У страха глаза велики, — согласился Олег. —
Хуже нет, если загодя натрясешься. Обидно!.. Но жизнь такая коварная — в самом
мирном с виду месте нас может ожидать такая жуть, что в страшном сне не
привидится! Например, вон в той роще...
Томас насторожился, с булатным звоном бросил ладонь на
рукоять меча. Олег сказал успокаивающе:
— Я к примеру. Там, может быть, нет ничего! Но с другой
стороны, может быть намного ужаснее, чем я сказал или вообразил.
Томас побледнел. Рука сама вытащила меч до половины, он сказал
дрогнувшим голосом:
— Как-то странно утешаешь, святой отец! Может, лучше
объедем на всякий собачий случай?
— Рощу можно объехать, а жизнь?.. Ты отдохнул, поел,
теперь будь готов ко всякому. Семеро Тайных потеряли нас, но не навечно же!
— Жизнь не объедем, — повторил Томас, — но
рощу бы... Можно, я еще колыхну воздух?
— Нет-нет, — сказал Олег поспешно. Он подал коня в
сторону.
— Что, — спросил Томас виновато, — сильно
пахнет?
— Ничуть, — успокоил Олег. — Только глаза
режет. Сворачивай к роще. Там тень, а в самой роще — видно по кронам! —
бьет ключ из самых что ни есть глубин земных. Попьешь, загасишь пожар с животе.
Томас напрягался все больше, цепенел, не отрывая взгляда от
приближающихся деревьев, наконец обнажил меч и поехал, держа его поперек седла.
Олег первым въехал под зеленую крышу, с плеч сразу будто свалилась тяжесть, а
грудь расправилась, глубже вдыхая прохладный воздух. Деревья раздвигались,
впереди показалась широкая полянка, вокруг теснились уверенные в своей мощи
кряжистые стволы с перекрученными ветвями. Посреди зеленой поляны, усеянной
цветами, лежала громадная темно-красная глыба. Рядом в крохотном озерце,
которое можно накрыть щитом Томаса, поднимался бурунчик воды, взвихривались и
оседали золотистые песчинки. В каменной глыбе виднелось углубление, там белела
берестяная кружечка, умело и терпеливо сплетенная из чистых лоскутков коры.
Олег первым спрыгнул, взял кружку. Конь сразу же потянулся к
воде, отпихнув его теплым боком. Олег поспешно отвел коня к деревьям, привязал.
Здоровые дурни, а меры не знают, напьются сгоряча, сразу калеки!
Кружечка сплетена непросто умело и неторопливо, а расписана
диковинными цветами, птицами, узорами. Здесь и верхнее небо с его хлябями, и
среднее, даже нижнее есть, зато подземный мир отсутствует начисто, хотя место у
донышка нашлось бы — явно рисовал язычник, ибо ад — придумка христиан.
Вода обожгла рот, от нее заломило зубы, словно бежала прямо
с высоких гор, где белеют вечные нетающие снега.
Томас принял из рук калики кружечку, доверху наполненную
ключевой водой. Он долго и жадно пил, напоил коней, дав им сперва остыть, а
когда расседланные кони пошли щипать траву, Томас снова взял в ладони хрупкую
кружечку, повертел перед глазами, словно не веря в такое чудо:
— Все-таки есть в этом проклятом мире, полном крови и
предательства, жестокости и вероломства, есть же красота и любовь!..
Неизвестный мог наплевать в этот чистый источник, напакостить, нагадить...
Однако почистил ямку, камень подволок ближе — вон старая канавка, где
тащил! — сплел из березовой коры такую хрупкую красоту!.. Есть еще на
свете люди, сэр калика!
Олег скривился в угрюмой усмешке:
— Кроме нас двоих? Есть еще и третий, теперь вижу.
В огромных стальных перчатках хрупкая беленькая кружечка
выглядела новорожденной бабочкой. Томас сидел на каменной глыбе, держал
плетенку на ладони, не желая расставаться. Синие беспощадные глаза, которые в
минуты гнева становились жестокими и холодными как лед, сейчас выглядели
по-детски чистыми и беззащитными.
— Помоги тебе Пречистая Дева во всех твоих делах,
благородный человек, — сказал Томас благочестиво.
Калика засмеялся:
— А ежели он не благородный?
Томас удивился:
— Как не благородный? Всякий, кто делает доброе дело,
благородный! Богородица таким помогает!
Калика нежился в тени, вид у него был скептический. Томас
рассердился:
— Не веришь?
— Ну, не очень, — сказал Олег уклончиво. —
Все-таки молодая девка, на руках ребенок... Какая от нее помощь? Вот если
взывать к вашим крепким ребятам: Георгию Победоносцу, Михаилу, сорока
мученикам...
— Сэр калика, — сказал Томас с великим чувством
достоинства, — да будет тебе известно, что Пречистая Дева не однажды
помогала даже рыцарям! Я могу поведать случай, коему сам был свидетелем. Мы
собирались на ежегодный рыцарский турнир в честь святого Боромира. Со всей
Британии съезжались отважнейшие из отважнейших, дамы заранее готовили наряды, а
рыцари обучали коней и слуг новым трюкам. Мы съехались за два дня до турнира, с
нетерпением ждали нашего общего друга, отважного Арагорна, потомка древнейшего
рода, что корнями уходит в тьму веков... Но день сменился другим, герольды
объявили начало турнира, а доблестного Арагорна все не было!
— По бабам, небось, — предположил Олег
хладнокровно. — Ехать далеко, мог и заночевать у какой вдовушки.
— Сэр калика! С Арагорном случилось удивительнейшее
происшествие. Он выехал, как и мы, за трое суток до турнира. Но когда ехал
через один маленький городок, то увидел впереди черный дым, услышал крики.
Пришпорил верного коня, вихрем ворвался на площадь, где глазам его предстало
ужасное зрелище! Горела часовня Пречистой Богоматери, оттуда неслись женские
крики. Сэр Арагорн, не раздумывая, как принято у рыцарей, опустил забрало и
пустил коня галопом прямо на запертые двери, из-под которых вместе с дымом уже
рвалось пламя. Дверь рухнула от рыцарского удара, сэр Арагорн ворвался в
кромешный ад, где горели стены, церковная утварь. В дыму и огне он сумел
отыскать бедную молодую женщину, что совсем обезумела от ужаса и
сопротивлялась, когда ухватил ее к себе на седло. Сэр Арагорн вывез ее из пожара,
а затем, препоручив сбежавшимся горожанам, оставил коня, чтобы тот не сжег себе
роскошную гриву, бросился в огонь снова! Не показывался он долго, народ на
площади уже кричал, жалея молодого рыцаря, но он все-таки вышел из пожара:
обгоревший, шатающийся, к груди прижимал спасенную икону богородицы!
— Стоило рисковать, — пробурчал калика, но слушал
с интересом. — Разве не из одного дерева икона и лопата?
