— Эх, сэр калика!.. Конечно, он так наглотался дыму,
что упал замертво. Долго отливали водой, а когда очнулся, то был слаб, как
птенец. Лучшие лекари выхаживали отважного героя, ибо спасенная женщина
оказалась дочерью знатного сеньора, а икона — дар его Святейшества из Рима.
Прошло два дня, прежде чем сэр Арагорн сумел взобраться на коня. Он тут же
поспешил в Гисленд, на турнир...
— Конечно, опоздал? — спросил Олег скептически.
— Сэр калика, у тебя злой ум. Когда сэр Арагорн
приближался к турнирному полю, услышал серебряные звуки труб, извещавших, что
турнир только что закончился...
— Ворона, — пробурчал калика.
— А когда приблизился, очень удрученный, к воротам,
навстречу уже ехали нарядные рыцари. Завидев его, бросились навстречу, начали
поздравлять, восхищаться его могучими ударами, рыцарским искусством,
непостижимым умением управлять конем одними коленями, не прибегая к поводьям...
Калика хмыкнул, но все еще смотрел с интересом. Томас
продолжал горячо:
— Потрясенный Арагорн узнал, что он, оказывается,
прибыл на турнир в последний час, вызвал на поединок сильнейших рыцарей, одного
за одним вышиб из седел, даже не меняя копья! Он победил с легкостью даже
могучего Черного Быка, которого не могли пошатнуть в седле сильнейшие рыцари
Британии!.. Арагорн вознес молитву Пречистой Деве, рассказал друзьям все как
было, и мы все, я тоже там был, горячо поблагодарили Пречистую Деву, которая,
приняв облик сэра Арагорна, взяла коня и копье, выехала вместо него на
рыцарский турнир сильнейших! Благородные поступки вознаграждаются, сэр калика!
Олег подумал, спросил невинно:
— На кого ж ребенка оставила? На иконах держит такого
карапуза, что отвернись хоть на миг — дом спалит или еще что натворит.
— Это ее дело, — сердито отрезал Томас. — Но
в ее помощи не сомневаешься?
— С чего бы? — удивился Олег. — У нас поляниц
было хоть пруд пруди. Амазонками еще звали. Конями правили без поводьев, стрелы
метали на скаку... А уж силача сшибить — особо любили! Этому всему верю. А вот
на кого ребенка оставила? Наши девки все же резвились только до замужества...
Покинули рощу после короткого отдыха, но Томас еще долго с
сожалением оглядывался на мирную зеленую рощу. Деревья поднимались огромные,
древние, толстые, зеленые кроны переплелись ветками, укрывая от знойных лучей
молодую траву, под которой прокладывали подземные ходы неторопливые кроты, в
густых ветках певчие птицы вили гнезда, а белки весело носились по стволам и
веткам. Избегая поселений, ехали по большой дуге, постепенно забираясь на
север, чтобы выйти к побережью, а там морем можно до Константинополя. Объезжали
даже крупные караваны и странствующих паломников, которые могли упомянуть о
странной паре.
Лишь на пятый день пути, считая от ночлега у гостеприимных
монахов, заехали в небольшое село: кончился хлеб, овес для коней, а без соли в
жаркой пустыне, каким выглядел этот край для обоих, вообще не выжить!
Местный кузнец осмотрел копыта коней, погремел молотом над
доспехами Томаса:
— Вы странная пара. Едите в Мерефу?
Томас смолчал, Олег поинтересовался:
— Город, что впереди?
— Да, прямо по дороге. Если у вас есть золотишко,
советую заехать к великому магу Пивню.
— А чем он хорош? — поинтересовался Олег.
— Знает будущее. Предскажет все, что случится завтра,
послезавтра, через год! Всегда сбывается. Мы, окрестные жители знаем.
Томас уже вскочил в седло, засмеялся весело, грохочуще:
— Если маг, почему платить золотом? Должен знать
заклятия, чтобы творить золото из опавших листьев!
Кузнец пожал плечами:
— Как знаете. Я дал совет как добрый человек добрым
людям. Любой маг умеет делать золото из листьев, но те монеты снова
превращаются в листья, если к ним прикоснется железо!
Олег сел на коня, тепло попрощался, а Томас вдруг взорвался
хохотом:
— Вот почему наш золотой бросил сперва на наковальню.
Томас выехал на дорогу задумчивый, долго молчал, наконец
сказал твердо:
— У Пивня надо побывать обязательно!
— Сэр Томас... — начал было Олег, но Томас
решительно оборвал:
— Сэр калика! Ты дал свои обеты, а я свои. Ты служишь
Истине, я служу любви! И должен знать, что с моей Крижинкой, ждет ли,
притесняют ли ее братья. Клянусь, я узнаю все, никакие силы не остановят!
Олег выставил обе руки вперед ладонями, отметая гнев рыцаря:
— Ради Бога! Узнавай, кто против? Я думал, ты хочешь
знать, что ждет нас впереди...
— Чтобы я трясся всю дорогу? Благодарю покорно! Я не
такой дурак, чтобы знать свое будущее. Не хочу брать на себя то, что присуще
Богу. Но знать о Крижинке...
Он все поторапливал коня, Олег смотрел на рыцаря с
удивлением. Томас словно бы светился изнутри, а в седле подался вперед, будто
вот-вот мог сорваться и полететь впереди скачущей лошади. Похоже, в это время
даже забыл о мешке с чашей, притороченном к седлу.
Высокие белые стены Мерефы показались издалека, но прошло
полдня, прежде чем извилистая дорога привела путешественников к городским
воротам. Томас жадно глазел на стены из белого камня, уже различал полосы на
воротах, когда створки внезапно распахнулись во всю ширь. Из города выметнулись
один за другим всадники на взмыленных храпящих конях, за плечами развевались
красные плащи, а в руках тускло блистали окровавленные мечи и сабли.
Томас насчитал двадцать человек, пятеро едва держались в
седлах. Почти у всех доспехи и латы были посечены, забрызганы кровью. Вся
группа вихрем пронеслась по соседней дороге, что вела к зеленым холмам.
Томас и Олег перевели коней с галопа на осторожный шаг.
Томас покрепче стиснул копье, а Олег привычно подвигал лопатками, проверяя, на
месте ли лук.
Из города донесся нарастающий грохот копыт, звериный рев,
лязг оружия, мощный зов боевых труб. Из ворот вырвалась новая группа всадников:
на быстрых конях, в лохматых шапках, все визжали истошными голосами, в их руках
тоже блистали окровавленные сабли. Всадники люто размахивали оружием,
разбрасывая капли крови, кони неслись как птицы, догоняя первую группу.
Передний всадник из догоняющих сорвал с седельного крюка лук с натянутой
тетивой, наложил стрелу, на скаку прицелился, долго задерживая стрелу,
соразмеряя конские скоки, наконец резко отпустил тетиву. Рука его загнулась
крючком. Томас и Олег разглядели даже белые зубы, блеснувшие в хищной усмешке.
Последним мчался на усталом коне юноша с бледным детским
лицом, почти мальчишка, еще безусый и безбородый, но уже с кровью на плече и
груди. Стрела ударила его в спину возле шеи, юноша даже не вскинулся — молча
повалился на шею коня, судорожно обхватив ее руками. Оперенная стрела торчала
из спины. Всадник в мохнатой шапке взвизгнул, выдернул из колчана другую
стрелу.
