Десятник на ходу толкнул Олега, сказал хмуро:
— Благородный... Нашего брата гвоздями бы приколотили!
А этого на веревках. Выкуп выколачивают.
— Кто это? — спросил Олег отстраненно.
— Странствующий рыцарь... Или не странствующий, а
просто возвращался из Святой земли. Не всем повезло, как нашему барону! Кто-то
лишь облизался. Будет рад, если живым доберется. Многие вовсе кости разбросали.
Они зашли в сарай последними, им в спины ткнули тупыми
концами копий, дверь закрыли на засов. Томас Мальтон, вспомнил Олег. Надменный
высокомерный рыцарь, мальчишка в обличии взрослого мужчины. В расцвете тела, но
вместо души еще нераспустившаяся почка...
Шла третья неделя Олега в каменоломне, когда он увидел
поблизости сильно избитого человека, полуголого, в железном ошейнике и с
кандалами на ногах. Не сразу узнал рыцаря, а узнав, тут же позабыл. Работа
тяжелая, но не мешает уходить мыслью в глубину души, искать ответы на
мучительные вопросы, и Олег шарил отчаянно в Настоящем мире, а в этом, где
передвигались такие же двуногие звери, как и он сам, его бренное тело вбивало
клинья, поднимало над головой тяжелый молот, таскало глыбы камня.
Внезапно он услышал рядом хриплое:
— Калика... э-э... сэр Олег?
Залитое потом лицо Томаса утратило южный загар, сильно
исхудало. Вокруг грохотали кирки, измученные люди внимания не обращали. Олег
ответил замедленно, находясь все еще в другом мире:
— Я, сэр Томас.
— Не узнал сразу... Тебе на пользу эта работа! Окреп,
поправился... Неужто останешься здесь навсегда?
— С богами можно беседовать везде, — ответил Олег
безучастно.
В стороне предостерегающе заорал десятник. Томас с
проклятием обрушил кирку на камни, брызнули осколки. В сутолоке и пыльном
облаке, где все походили друг на друга, Олег вскоре потерял Томаса, но к вечеру
Томас снова оказался рядом, шепнул:
— Я поменялся с твоим напарником.
— Все люди, — ответил Олег равнодушно. — Все
человеки.
Томас некоторое время молча подваживал ломом гранитную
глыбу, переваривал ответ, затем прошептал, бросив настороженный взгляд по
сторонам:
— Здесь не человеки, а рабы! Достойно ли тебе, свободно
рожденному...
— Рабы тоже люди, — прервал Олег.
— Но не такие...
— Бог всех рождает людьми, рабами делают другие люди.
Томас зло тряхнул головой, в синих глазах блестели злые
молнии:
— Сэр калика! Твое смирение чрезмерно. Я хочу вырваться
отсюда. Мне нужна помощь, хотя бы малая.
Олег качнул головой в сторону блестящих от пота тел. Томас
раздраженно отмахнулся:
— Они погасли. А в тебе еще теплится искра, чую!
Олег с равнодушным видом грохал ломом в узкую щель,
разламывая глыбу. Томас дышал часто, его сильные мускулистые руки часто
вздымались над головой, занося кирку, камень под мощными ударами трещал как
спелый орех. Цепь на щиколотках жалобно звенела.
— Запалишься, — обронил Олег.
— Что? — не понял Томас.
— Надсадишься. Надолго не хватит.
— Долго не пробуду! Если не удастся вырваться, то,
клянусь небом и святым причастием, разобью себе голову!
Он дышал со свистом в груди, наглотавшись каменной пыли.
Тугой ошейник сдавливал горло, до крови растер пузыри, оставшиеся от ожога.
Глаза блестели, как у загнанного в угол лесного зверька. Его пальцы дрожали,
Олег с внезапной ясностью увидел, что красивый рыцарь не жилец на этом свете.
Точнее, на этом клочке белого света, где стоит замок барона Оцета.
— Как ты собираешься вырваться? — спросил Олег все
еще без интереса.
— Не знаю, — ответил Томас отчаянно. Но здесь не
доживу до воскресного дня, знаю. Довериться некому! Рабы, либо погасшие...
Опять же, рабы! Тебя знаю. Ты излечил меня, я когда-то спас тебя от псов!
Калика долго раздумывал, его руки равномерно и мощно
поднимались, обрушивали острый конец тяжелого лома в щель между глыбами. Томас
почти видел как неторопливо поворачиваются такие же глыбы в черепе калики, как
в непроницаемых зеленых глазах проявляются тусклые искорки.
— Впрочем... — произнес наконец калика
кротко, — нельзя людей тащить силой даже к их благу... Ежели не могут
забыть о своей плоти здесь, если страдают от того, что страдает плоть... надо
их отпустить.
Томас нетерпеливо дернул плечом:
— Дьявол побери твои мудрые рассуждения!.. Кто
отпустит?
— Мы, — ответил калика так же кротко.
Вечером Томаса пригнали в общий сарай, где жили невольники.
Измученные люди, выпотрошенные тяжелой работой, не обращали на новичка
внимания, а Томас пробился поближе к Олегу в угол, шепнул возбужденно:
— Ты скитался много. Возможно, видел даже больше чем я
таких дыр. Считаешь, убежать можно?
Олег ответил негромко:
— Убежать можно всегда. Но по железным ошейникам
отыщут... В лохмотьях, опять же! Остановят в ближайших селеньях, вернут. С
бароном ссориться никто не захочет.
Томас кивнул:
— И я так думаю. К тому же я не могу уйти без...
некоторого имущества. Жаль боевого коня, жаль доспехов и меча, но я бы все
оставил проклятому барону! Однако в моем седельном мешке есть старая медная
чаша...
Он замолчал, испытующе смотрел на Олега. Тот сказал
негромко:
— Да, я видел. Когда ты лежал раненый, я искал, чем
перевязать. Почему она так нужна?
— Это священная чаша, — прошептал Томас.
— А, — протянул Олег, — ритуальная... Знаю, у
каждого волхва на поясе болталась чаша. Еще при Таргитае с неба упали золотые:
плуг, меч и чаша...
Томас прошипел рассерженно:
— Не равняй священные христианские реликвии с погаными
языческими!
— Ладно-ладно. Когда вырвемся отсюда, надо сперва в
оружейную, ты напялишь свой железный горшок, возьмем коней, ускачем...
— Раньше я должен разбить голову барону!
— Спасение в скорости. Нас схватят.
— Но чаша наверняка в комнате барона! Он не такой
дурак, чтобы хранить ее где-то в другом месте. Я лучше погибну, чем оставлю
чашу!
Калика посматривал с непонятным выражением, вздохнул, тяжело
заворочался в каменном углу:
— Человек безрассуден... Не в этом ли кроется простая
Истина?
— Свя-той ка-ли-ка, — проговорил Томас с расстановкой.
Он задыхался от ярости, жилы на шее вздулись, металлический ошейник сдавливал
горло как железные пальцы барона. — Поможешь или нет?
