— Зачем? — повторил Олег.
— Так решил Совет, — ответил Барук, глаза его
смеялись.
— Значит, не чья-то личная идея, — проговорил Олег
в задумчивости. — Это меняет многое...
— Многое, — согласился Барук насмешливо. — Я
слыхал, как ты разделался с Фагимом, некогда главой Семи Тайных... Но сможешь
ли устоять против мощи Семи?
Олег помолчал, лицо потемнело. Глухим голосом смертельно усталого
человека он спросил:
— Что особенного в этой чаше?
Барук пожал плечами, глаза его вызывающе блестели:
— Кровь Христа. Разве не слыхал?
Олег покачал головой, глаза не отпускали лица Барука:
— Это важно для рыцаря, что со мной идет, но не для
Совета. Тайные знали многих пророков! В их тайнике хранится жезл Заратуштры,
пояс Моисея, плащ Будды, молот Тора, сандалии Магомета, палица Геракла, копье
Гильгамеша... и многие другие вещи героев, пророков, мудрецов. Вы цените их как
коллекцию, курьезы. Вы люди практичные, несуеверные. Я не верю, чтобы столько
усилий было затрачено лишь на то, чтобы пополнить коллекцию. Удивительно, что
уцелела чаша, ведь вы изгоняете все эмоциональное...
— Почему? — спросил Барук невинно.
Олег ответил, ибо за простым вопросом что-то крылось, а если
мысль облечь в слова, то решение или откровение может всплыть как бы само
собой, хотя на самом деле это сокровенная душа помогает как может, и Олег
ответил ровным размеренным голосом:
— Ваш бог — Прогресс, Цивилизация. А для цивилизации
эти вещи не нужны. Более того, вредны и даже опасны. Они имеют значение лишь
для культуры...
Он умолк на полуслове. Глаза Барука сузились, он процедил
сквозь зубы:
— Ты ответил себе сам.
— Значит... только бы не дать чашу мне?
— Вообще культуртрегерам. Этот меднолобый дурак такой
же культуртрегер, как и ты, хотя считает себя цивилизатором. Он только чище
тебя во сто крат. Его душа невинна, как у младенца.
Олег смотрел пристально, голос стал задумчивым:
— Все-таки ты не сказал, чем же чаша действительно
ценная... Для нас! Впрочем, это не в твоей власти, если решил не ты, а Совет.
Слушай, Барук, ты сделал несколько попыток нас убить. Не отрицаешь? Я имею
полное моральное право ответить тебе тем же. Понимаешь? Так вот, если
поклянешься, что оставишь нас в покое, мы сейчас же уйдем, а ты сможешь как и
раньше наблюдать за звездами. Ведь ты крупнейший знаток неба!
Грохот в голове Томаса утих, взамен пришла боль, словно в
череп засунули раскаленную болванку. Мозг кипел, распирал костяной панцирь.
Томас с трудом поднялся, прислонившись к стене. Ноги все еще дрожали, в боку
кололо при каждом вздохе, а не дышать и оставаться живым Томас не умел.
— А если не оставлю? — спросил Барук. Голос его
по-прежнему оставался насмешливым, не дрогнул. Томас ощутил холодок страха.
— Я тебя убью.
В странной комнате, заваленной толстыми манускриптами с
кабалистическими знаками на обложках, словно дохнуло северным ветром. Барук не
шелохнулся, глядел презрительно, даже с брезгливой жалостью:
— Не убьешь... При самозащите — да, но вот так мирно
сидящего? Калеку, который прикован к креслу? Не преступника, а лучшего в мире
знатока звезд, исследователя тайн мироздания?
Олег спросил сдавленным голосом:
— Но ведь ты можешь убить сидящего в кресле?
— Я служу цивилизации! Прогрессу. А ты всего лишь
культуре. У нас разные законы.
Олег в бешенстве схватился за рукоять меча, медленно потащил
из ножен, слыша едва различимый зловещий скрип металла, похожий на посвист.
Барук вжался в спинку кресла, побледнел. В глазах метнулся страх, но внезапно
он расслабился, растянул губы в улыбке:
— Перестань... Играешь в ярость. Не учел, что мы
болтали долго, и я успел тебя просчитать и вычислить. Ни ты, ни твой меднолобый
друг не в состоянии меня убить. Всего лишь потому, что я — беззащитен. Тебе не
позволяет культура, а ему — рыцарские пр-р-р-ринципы!
— Ты над нами смеешься?
— Хохочу! Вы обезоружили себя сами. То, чем гордитесь,
ведет к поражению. Хорошими мы были бы, допусти такое!.. Я просчитал вас обоих
на сутки вперед. Знаю, что у меднолобого сейчас трет левая пятка, он отупел,
через три минуты поскользнется, собьет локтем чашу со стола... А ты через две
минуты почешешь лоб, посмотришь на потолок... Можешь ли ты предсказывать с
такой точностью?
— Хотел бы, но не могу, — признался Олег.
— Ты весь в смутных видениях, пророчествах, а у нас —
точное знание! Но погоди, разве не этого ты добивался? От нас, новых членов
Совета, тщательно скрывается прошлое, но есть слухи, что якобы именно ты в
глубокой древности восстал против засилья магов и магии, отстаивал ведарство,
ведунство... словом, исследования, то, что теперь все чаще называется просто
наукой... Так ли было?
Томас все слышал, но почти ничего не понимал — в голове
гудело. Чтобы не быть послушным дураком в руках проклятого чернокнижника, он
отступил вдоль стены на пару шагов от стола, где стояла высокая хрустальная
чаша. Олег оглянулся на железный стук его шагов, в задумчивости почесал нос.
Сверху послышался легкий стук, Олег быстро взглянул наверх:
— Там кто-то есть?
— Они не войдут, — отмахнулся Барук. —
Ученики.
Томас поспешно отступил еще на шаг, ошеломленный тем, что
калика в самом деле почесал нос и посмотрел в потолок, как предрек злой колдун.
В левую пятку кольнуло, он пошатнулся на одеревеневших ногах, оступился,
грохнулся, споткнувшись о собственный меч, что лежал на полу с момента, как он
обессиленно влез в комнату. В ярости поднялся, слыша злой смех, угрожающе сжал
рукоять меча и надменно оглянулся.
К ногам подкатилось крупное красное яблоко. Томас повернул
голову к столику. Тот лежал на боку, два манускрипта распластались на мозаичном
полу, яблоки раскатились во всех направлениях, а между ними ярко блестели
мелкие осколки чаши.
— Все точно? — спросил Барук с торжествующим
хохотом. — Чем больше вас вижу, тем больше данных, чтобы предсказать любое
ваше слово, движение, поступок. Уже на неделю, на месяц, на полгода...
Олег быстро кивнул Томасу:
— Сэр Томас, нам пора уходить. Этот человек безнадежен.
А ты, Барук, крупно ошибаешься! В человеке кроме мощного интеллекта есть еще и
душа. А у нее, непредсказуемой, есть очень глубокие пещеры, в которые заглянуть
непросто.
Он повернулся к выходу, Барук закричал с яростью:
— Ничтожество! Раскрой глаза, теперь уже никто на свете
не спасет тебя от страшной гибели!.. Это видишь даже ты!
Олег с темным как у грозовой тучи лицом шагнул к раскрытым
дверям, бросил глухим голосом, не поворачиваясь:
