— Ты чересчур весел, а беда приходит неожиданно. Всегда
почему-то в разгар веселья. А зубов, кстати сказать, всего тридцать два.
— Только-то? — удивился Томас. — Никогда бы
не подумал!.. Впрочем, я рыцарь. Мое дело вышибать их на турнирах, а не
считать, а считают пусть другие.
Он с легким сердцем пустил коня впереди калики. В
Константинополе сразил порождение ада, адепт Зла, одного из рыцарей Сатаны —
кто решится помешать победоносному возвращению?
Олег ехал позади. Томас оглядывался, пока шея не заболела:
калика мрачнел на глазах, обереги не выпускал из пальцев. Томас наконец ощутил
знакомый холодок, встревожился:
— Сэр калика, в Константинополе еще не все?.. Мы ж
такого могучего помощника Дьявола побили, что на небесах прыгают, осанны поют!
Что еще?
— Не знаю, — ответил Олег неохотно. —
Опасность чую, большую опасность, но не могу понять... даже не соображу, откуда
придет.
Томас с христианским негодованием посматривал на языческие
обереги. Правда, не однажды спасали их души, вовремя предупреждая об опасности,
но все-таки поганские, нечестивые! Если бы научиться гадать на чаше или на
гвозде, что в рукояти его меча, то наверняка Пречистая Дева посылала бы
знамения куда более верные, а главное — христианские.
— У тебя ж почти одно зверье, — заметил он,
ревниво посматривая на обереги. — Волки, медведи, даже драконы. А люди
уродливые... Зачем-то жабы, птицы, рыбы... А меч только один! И стремя одно, а
так не бывает...
Олег вдруг вздрогнул, будто просыпаясь от тяжелого сна, дико
огляделся вокруг. Глаза расширились в страхе, словно увидел внезапно выросшее перед
ним чудовище:
— Сэр Томас! Сэр Томас, надо успеть проскакать между
вон теми каменными холмами.
Не дожидаясь ответа, он сам взвизгнул, хлестнул коня и
понесся галопом. Томас озабоченно смерил глазом путь до холмов, ткнул коня
шпорами в бока. Рыцарский конь в состоянии пробежать галопом не больше
трехсот-четырехсот шагов. Атака тяжелой рыцарской конницы лишь раскалывает
войско противника, для гонки за ним не годится. Разламывает передние ряды,
всадив длинные копья во врага, дальше вязнет, начинается тяжелая рубка мечами и
топорами, а взмыленные кони пытаются устоять на дрожащих от усталости ногах.
Этот конь мог нести тяжеловооруженного всадника почти
версту, а до холмов, на которые указал калика, чуть меньше версты... но если
там опасность, хорош будет в бою на полудохлом коне!
Конь все набирал и набирал скорость, превращаясь в страшного
закованного в прочный панцирь зверя. Томас еще не видел противника, но сердце
стучало как молот, кровь резво шумела в жилах. Разогрелся, ощутил приступ
священной боевой ярости, роднящей воина с древними героями и богами: неистовым
Вотаном, сиречь бешенным, с исступленными в схватках Беовульфом, Русланом,
Тором, Боромиром, Арагорном...
Далеко впереди калика пронесся как стрела между приземистыми
холмами — каменными, из серых глыб гранита, рассыпающимися от старости. Молодые
зеленые елочки тянулись к небу, довершая разрушение холмов крепкими корнями.
Калика лишь однажды оглянулся: проверил, скачет ли рыцарь, которого маг упорно
звал меднолобым, хотя со времен меднолобых прошли три-четыре тысячи лет, и у
Томаса лоб закрывал настоящий булат, а не жалкая медь троянцев или древних
эллинов. Томас несется как выпущенная из катапульты громадная глыба — теперь
сам Сатана не остановит отважного рыцаря на полном скаку!
Когда конь Томаса пронесся между холмами — сотня шагов между
ними! — земля под копытами дрогнула, из глубины докатился тяжелый рокот.
Конь на скаку пошатнулся, потерял землю под копытами, и Томас напрягся в
смертельном страхе, живо представив, как в полном доспехе летит через голову.
Но конь устоял, выровнялся, пронеслись мимо холма. Томас успел понять, что холм
— не холм, а остатки древнейшей башни или крепости... Боковым зрением ухватил
жуткую картину расползающихся в дыме и грохоте огромных каменных плит — трещали
корни елочек, а в клубах сизого с черным дыма из разверзающейся земли
вздымалось нечто нечеловеческое, чудовищное!
В спину внезапно пахнуло жаром. Конь захрипел в ужасе.
Далеко впереди калика остановил коня, призывно махал рукой. Конь вставал на
дыбы, норовил умчаться от страшного места.
— Быстрее! — донесся до Томаса горестный
крик. — Еще успеешь!
Томас припал к луке, конь уже хрипел, уши прижал, как заяц.
Калика повернул жеребца, выворачивая уздой нижнюю челюсть, Томас пронесся мимо,
успев увидеть бледное лицо и вытаращенные в отчаянии глаза. Дорога мелькала под
копытами ровная — хорошие дороги проложили римляне! — но конь уже хрипел,
глаза налились кровью, а серая полоса земли раздробилась на камешки, траву и
утоптанную глину.
— Не отставай, не отставай! — прокричал Олег как
заклинание. Он снова обогнал Томаса, будто впереди ждала беда еще страшнее, и
он спешил увидеть первым, отвести ее, закрыть собой друга. Лук, стрелы и меч у
него оставались за спиной, что вселило еще больший страх в Томаса: калика даже
не хватался за оружие!
Сзади тяжело грохнуло, словно обвалилась гора. Под ногами
снова дернулась взад-вперед земля, раздался страшный рев, у Томаса кровь
застыла в жилах. Кричал не зверь, кричало нечто страшное, нечеловеческое и
незвериное, как могла бы закричать от боли и ярости ожившая осадная башня
Давида, когда по ее стенам хлынули потоки кипящей смолы!
Томас рискнул оглянуться, ахнул, похолодел, а пальцы едва не
выронили поводья. Холм развалился как кротовая кучка, глыбы скатились на
дорогу. Из огромной воронки выползали грязно-зеленые чудовища: ростом со
всадника с конем, но втрое длиннее, массивнее, укрытые костяными щитками,
больше похожими на каменные плиты. Их массивные головы напоминали наковальни,
если те бывают с бочки размером, сверху рога, шипы, из пасти черный дым,
выстреливаются язычки багрового огня, а глаз не видно в узкой щели.
Конь зашатался, начал спотыкаться. Томас в страхе оглянулся.
Первое чудовище сползло с развороченного холма на дорогу, шумно понюхало след и
огромными прыжками бросилось в погоню. Следом сбегали другие звери:
ярко-зеленые, словно вынырнули из подземного болота, с головы до ног
облепленные ряской, у каждого топорщился острый костяной гребень на спине, а
распахнутые пасти походили на горящие печи. Земля застонала, когда помчались за
всадниками: тяжелыми прыжками, похожие на огромных вытянутых в прыжке жаб.
Томас крикнул отчаянно:
— Сэр калика! С великой скорбью должен сообщить, что
вам придется рассчитывать только на себя!.. я не смогу быть полезен, мой конь
падает через сорок восемь шагов...
— А сто не вытянет? — заорал калика, резко
притормозив коня.
— Я знаю свой вес, доспехи...
— Тогда остальные пятьдесят два — на своих двоих!
Конь зашатался на бегу, рухнул. Томас уже вытащил тяжелые
сапоги из кованых стремян, тяжело спрыгнул. Ноги от усталости подкосились, он
упал лицом в дорожную грязь и пыль, сильная рука рванула за плечо, едва не
вывихнув, страшный голос проревел в ухо:
