Прощайтесь с Киттой, повторил Тумидус. Почему не с головой?
– Я никуда не лечу, – сказал он.
– В смысле?
– В том смысле, что не лечу на Ларгитас. Я не лечу на Май, Юниус и Октуберан, не лечу на Борго и Хиззац, не лечу на Чайтру и Шравану. Я остаюсь на Китте. Вы спрашивали, какое решение я приму в случае конфликта? Вот, я принял.
– Мальчишка!
Имперский наместник вскочил, как юноша:
– Щенок! – содержимое бокала выплеснулось в сторону Тумидуса и, не долетев, оросило ковёр. – Ты забыл, что бывает за невыполнение приказа?!
– Приказа? – изумился Тумидус. – Какого приказа?
– Приказа старшего по званию!
– Минуточку, Тит. Неужели я ослышался?
Дороги назад не было. Дороги вперёд, впрочем, тоже, и это наполнило душу военного трибуна гибельным восторгом. Казалось, он помолодел на двадцать, нет, на двадцать пять лет, и вновь делает невозможное: высаживает свой штурмовой легион на Малой Туле.
– Вы сказали, что мы беседуем в частном порядке. Откуда взялся приказ? Разница в чинах? И потом, мы ведь собирались узнать друг друга поближе. Я был честен с вами, будьте честны со мной. Империя что, решилась на открытый конфликт с антисами? Как по мне, это безумие. Это я вам говорю, как атташе по культуре.
– Конфликт? С антисами?
– А как по-вашему, что держит меня на Китте? О чём мы говорили на последнем Совете антисов? О погоде на побережье Йала-Маку?!
– О брамайнском выблядке! О пленнике ларгитасцев!
– Я смотрю новости. Я в курсе, что ларгитасцы поймали брамайнского антисёныша и назвали своим. Да, на Совете мы обсуждали эту тему, ещё до поимки. Но о чём мы говорили ещё?
– Не знаю. Ваш номер не прослушивается.
– Тогда откуда вам известна тема разговора?
– Даже умственно неполноценный чистильщик обуви догадался бы, что интересует Совет антисов в данной ситуации. Ладно, оставим. О чём вы говорили ещё?
– Вы спрашиваете, как старший по званию? Или в частном порядке?
– В частном.
– Вы понимаете, что сейчас я делаю выбор между антисами и империей? Прямо сейчас, раскрывая вам содержание разговора?
– Понимаю.
Тумидус мысленно утёр пот со лба. Воображение разыгралось, он чувствовал, как прохладная ладонь скользит по лбу, снимая напряжение. Блеф, отметил военный трибун. Блеф удался. Представитель империи в Совете Лиги, Тит Флаций просто обязан был клюнуть на такой крючок. Небось, сам тысячу раз искал компромисс между вывертами галактической дипломатии и вечным голодом Великой Помпилии. Сейчас я раскрою ему секрет – секрет Пульчинелло, как говаривал сукин сын Лючано Борготта, ходячая катастрофа, когда хотел намекнуть на тайну, известную всей Ойкумене.
– Папа Лусэро, – сказал Тумидус. – Лусэро Шанвури, лидер-антис Китты. Вам известно, что он умирает?
– Что?!
Похоже, Тит Флаций сказал правду, утверждая, что апартаменты Тумидуса не стоят на прослушке. Удивление имперского наместника было искренним, высшей пробы.
– Он умирает. Антисы чуют приближение смерти. Я имею в виду смерть малого, физического тела.
– Скверное качество, – буркнул Флаций. – Полезное, но скверное.
– Я приглашён на проводы. Это традиция антисов – приглашать на проводы тех, кого они считают друзьями. Я не знаю, когда состоятся проводы. В обозримом будущем – несомненно. Но когда именно? Я не могу покинуть Китту, Тит. Если я опоздаю, если не явлюсь на проводы…
Тумидус замолчал, давая собеседнику возможность представить последствия. Военный трибун был уверен, что Флаций с его биографией вообразит их куда ярче и ужасней, чем сам Тумидус.
– Да, – после долгого молчания кивнул наместник. – Вы правы. Конфликт с антисами – последнее, в чём нуждается империя. Даже если мы способны вступить в конфликт с антисами отдельной расы, противостояние с антисами вообще может нас погубить. Особенно сейчас, когда антисы – плод раздора…
– Конфликт с антисами? С антисами отдельной расы? Это имеет отношение к моей миссии?
– Не ловите меня на слове. Решение ещё не принято, я не стану обсуждать эту тему. Ваш билет на «Зартошт» аннулирован. Ваше назначение на должность атташе остаётся в силе. Во всяком случае, пока. Сидите на Китте, провожайте господина Шанвури в последний полёт. Я что-нибудь придумаю.
– Я что, незаменим?
– В смысле?
– Пошлите на Ларгитас другого офицера. В чём бы ни заключалась миссия, уверен, мне найдётся достойная замена. Выше званием, умнее, осведомлённей… Дипломатичней, наконец! Пошлите дипломата!
– Диплома-а-ата, – со странной, не свойственной ему интонацией протянул наместник. – Незаменимых нет, Гай. И всё же… Кого бы мы ни послали на Ларгитас – дипломата, военного, клоуна, механика по ремонту кондиционеров – все они будут помпилианцами.
– А я? Я, по-вашему, не помпилианец?!
«Кто вы? – вспомнил Тумидус вопрос наместника. – Кто вы в первую очередь? Офицер империи, патриот отечества – или коллантарий-космополит?!»
Тит Флаций вздохнул:
– Вы помпилианец, господин военный трибун. По праву рождения, по гражданству, по принадлежности к расе, наконец. Но вы коллантарий, а значит… У меня триста двадцать шесть рабов. И я не прочь заклеймить ещё дюжину. У меня от рождения сильное клеймо, с годами я не утратил хватки. Я способен выдавить свободу из любого, выдавить всю, до последней капли, как зубную пасту из тюбика. Превратить в живую батарейку, в бессловесную вещь. Сколько у вас рабов, Гай? Когда-то их было много, не меньше моего. Вы тоже родились с сильным клеймом. Сейчас у вас нет ни одного раба. Вы не способны заклеймить двухмесячного младенца. Такова плата за возможность ходить пешком среди звёзд в тёплой компании разнорасцев…
Это была правда. Гай Октавиан Тумидус по сей день не знал, что значит эта правда в устах помпилианца, рабовладельца, такого же, каким был он сам. Презрение, говорившее собеседнику, что он – потенциальный раб? Или фиксация факта, замена одного преимущества на другое?
– Я в курсе, – спокойно ответил он.
Спокойствие далось колоссальным напряжением воли. В затылке заломило, пальцы сжались в кулаки.
– Вы не сказали мне ничего нового, Тит. Да, я утратил способность клеймить рабов. Это делает меня незаменимым? Уникумом? Супергероем на поприще дипломатии?
– Да, делает.
– Каким же образом?
– Вас не боятся. Пошли я на Ларгитас кого другого, и его будут бояться. Это инстинкт, безусловный рефлекс. Все боятся нас, помпилианцев. Разговаривая с нами лицом к лицу, с глазу на глаз, они подсознательно примеряют на себя участь раба. А я не хочу, чтобы власти Ларгитаса боялись нашего переговорщика. Мы сделаем им предложение, от которого они не смогут отказаться, и всё равно я не хочу, чтобы они нас боялись. Поэтому я выбрал вас, Гай.