И, наконец, приведение армии и ВКС Ларгитаса в повышенную боевую готовность.
Брамайны только этого и ждали. «Ларгитас отказывается выполнять наши законные требования! Ларгитас продолжает удерживать в плену юного чайтранского антиса! Ларгитас бряцает оружием, нарушая все нормы галактического права! Наш ответ ларгитасской военщине не заставит себя ждать!»
Ответ, подумал вице-адмирал. Вот и обещанный ответ. Две усиленные эскадры: четыре линкора, две многоцелевые платформы, способные нести до восьмидесяти волновых истребителей каждая, шесть фрегатов, двенадцать корветов, столько же торпедных катеров. Корабли энергоподдержки и связи, лёгкие разведчики…
Пришёл доклад со второго разведчика – «Зоркого». Ну разумеется! Кто бы сомневался? Ещё одно брамайнское соединение – крейсерская группа из двадцати четырёх тяжёлых кораблей – разворачивалось у границ ларгитасского сектора пространства в четырёх с половиной парсеках от необитаемой системы красного карлика RD-4126, где на трёх пустынных планетах велись рудные разработки. Агентурная разведка докладывала о третьей группе брамайнских кораблей: те запаздывали, но обещали объявиться в самом скором времени. Три дополнительных ларгитасских разведчика, скрытые камуфляжным полем и в режиме полного радиомолчания – связь только через гипер! – уже выдвинулись на позиции.
«Проклятье! Крадёмся под камуфляжем в собственных секторах, как воры в чужом доме! Следим, выжидаем, осторожничаем…»
Чрезвычайное заседание генштаба состоялось позавчера. На нём ван Фрассен получил все необходимые полномочия. А вместе с полномочиями – чёткие инструкции, когда, при каких обстоятельствах и в каком объёме вице-адмирал может их применять. Ограничения, да. Необходимое условие счастья; общественного счастья – в особенности. Так сказала однажды супруга Теодора ван Фрассена, верней, будущая супруга – про ограничения она завела речь при первом знакомстве. Графиня ценольбологии на момент встречи, ныне же королева этносоциологиии и член Королевского Совета Ларгитаса, Анна-Мария ван Фрассен была права. Ограничения, наложенные на вице-адмирала, несомненно способствовали общественному счастью – или, как минимум, безопасности родной планеты.
Не провоцировать. Не поддаваться на провокации. Предпринимать только ответные симметричные действия. Все манёвры в секторе осуществлять по возможности скрытно. Вы счастливы, вице-адмирал?
Это не война, в сотый раз напомнил себе Теодор ван Фрассен. Это ещё не война. Это её призрак, тень старухи с косой, прогуливающейся вдоль наших границ. У нас есть время перегруппироваться, подтянуть резервы, укрепить пояс планетарной обороны, перебросить в сектор экспедиционные флотилии из других звёздных систем…
И оголить форпосты Ларгитаса по всей Ойкумене?
При подобной стратегии брамайны легко перехватят контроль над протекторатами, колониями и сырьевыми придатками Ларгитаса. Перекроют грузовые трассы, дождутся, пока экономика оставшейся в изоляции планеты начнёт приходить в упадок… Нет! Им нужен антис, которого они считают своим. Начни брамайны захват колоний, устрой блокаду трасс – Лига обрушит на них санкции. И тогда мы посмотрим, чья экономика рухнет раньше! А Натху Сандерсон по-прежнему останется на Ларгитасе. Решись брамайны на открытый военный конфликт, им придётся действовать быстро.
Их целью будет планета Ларгитас, где находится мальчик.
Три ударные группировки на границах сектора? С ними ларгитасские ВКС разделаются без особого труда. Но это всего лишь угроза, демонстрация намерений. Для вторжения к сектору подтянутся все силы Содружества брамайнских планет. Эти фанатики мелочиться не станут, а их объединённые флоты численностью превосходят наши вдвое. Ну, почти вдвое. Да, вооружение у нас лучше, корабли новее, и всё же, всё же…
Не остановим, нет. Часть кораблей прорвётся к планете. Чем встретим? Два эшелона планетарного пояса обороны. Второпях создаётся третий. Наземные средства ПКО. Это значит носить воду решетом. Одна-единственная ошибка, и здравствуй, фрегат-штурмовик, торпедный катер, бомбардир-корвет, бот-беспилотник с ядерным зарядом. Будут жертвы. Много жертв. Речь не о военных – гражданские, женщины, дети.
Тысячи. Миллионы.
Войны, сказал себе вице-адмирал. Четыре столетия Ларгитас не вёл серьёзных, настоящих войн. Пограничные стычки. Локальные конфликты. Участие в миротворческих акциях Лиги. Но четыре сотни лет на планету не падали криобомбы и плазменные фугасы, не рушился с небес огненный дождь из обломков кораблей, сражающихся в стратосфере. Стоит ли игра свеч? Может, отдать брамайнам мальчишку – пусть подавятся! Жили мы без своего антиса, и дальше проживём.
Отдать? Вот так просто взять и отдать?!
Чаще застучало сердце. Вспотели ладони. Такого с Теодором ван Фрассеном не случалось давно, очень давно, с того чёрного дня, когда ему сообщили… Стоп! Не время и не место. Вице-адмирал загнал воспоминание о погибшей дочери в самый дальний и тёмный чулан памяти, загнал и накрепко запер дверь. Промокнул ладони и лоб ароматической салфеткой, бросил использованную салфетку в утилизатор. Он в порядке. Он в полном порядке. Он способен рассуждать холодно и здраво.
Отдать брамайнам антиса? Потерять лицо перед всей Ойкуменой? Перед собственными гражданами? Потерю лица Ларгитас как-нибудь переживёт. Но антис! Наш антис! Антис, чей отец – ларгитасец! Сила? Мощь? Чудо?
Символ? Мечта?!
Если тебе даровано чудо, за него надо драться. Рвать зубами и когтями, идти на таран. Иначе на этом твой лимит чудес будет исчерпан.
Когда, вернувшись к терминалу, ван Фрассен начал вносить коррективы в оперативно-тактические планы обороны, руки его не дрожали.
IV
Нет, он не ждал беды.
Он жил с бедой под одной крышей, вернее, под девятью этажами защитных перекрытий. Спал, ел, пил с бедой, но та, что подкралась – нет, этой он не ждал.
Дни шли один за другим, гуськом. Гюнтер утратил чувство времени. Здесь, под землей, лишённый закатов и рассветов, пленник искусственного света и кондиционированного воздуха, Гюнтер иногда представлял себя мертвецом, обитателем глубочайшей могилы в мире, и не испытывал по этому поводу никаких чувств, словно и в самом деле умер. Ему говорили: «Обед!» Не прекословя, даже не вникая, голоден он или нет, Гюнтер шёл обедать. «Не хотите ли поужинать?» Иногда он хотел, иногда – нет, но всё равно ужинал. Ночь обозначалась тем, что в его спальню приходили девушки, всякий раз – другие. Кавалер Сандерсон делал то, что от него требовалось: курил шадруванскую «путанку», заранее зная, что это не даст результата, совершал половой акт, отстраненно следя за желаниями собственного тела.
Сон, туалет, еда.
Остальное время он проводил с Натху. Неожиданно для самого Гюнтера ребёнок сделался для него идеей фикс, точкой приложения сил. Добиться от мальчика реакции, которую можно было бы счесть понятной, соответствующей требованию, просьбе или физическому раздражителю, стало жизненно важным, чем-то, в чём Гюнтер нуждался, как в воздухе. Он действовал, пробовал, сочинял оригинальные подходы к цели, которую даже не формулировал в более-менее приемлемом виде – так не замечают тот же воздух, пока не выясняется, что дышать-то нечем.
