Хан, конечно, пошел прямо к стене, за которой сейчас сверкал огнями вечерний город.
— Потрясающее зрелище, — произнес, встав на стеклянную часть пола и облокотившись о прозрачную стену.
— Ага. — Я внимательно разглядывала само помещение, стараясь не думать о бездне под собой. Ноги холодели все больше.
— Ева, подойди, я хочу сфотографировать тебя на фоне города.
— Я не слишком фотогенична, — пробормотала автоматически. Встать на стеклянный пол? Ни за что! Меня туда затащат только трупиком.
— Не ври, ты копия своей матери. Ты не можешь быть нефотогенична.
— Супер! Тогда давай сфотографируемся там! — предложила я и ткнула пальцем в сторону ресторана. — Сяду на стол и широко улыбнусь. Главное удрать потом, пока официанты не привязались.
— Ева…
Хан уже окончательно отвернулся от стены и в упор смотрел на меня. А я что? Я просто смотрела куда-то под ноги, на темно-красный тонкий ковролин. А под ним была огромная высота… ой!
Пространство мягко поехало куда-то. Я даже не успела испугаться, как оказалась в крепких объятиях.
— Ты боишься высоты? — Хан говорил тихо, чтобы не привлечь лишнего внимания. Молодец, а то бы началась суматоха, волнение, кто-нибудь мог меня узнать. Ой, нет, мне сейчас лучше быть тише воды, ниже травы.
— Есть немного, — призналась так же тихо, радуясь, что он развернул меня к себе. И широкой спиной закрыл практически весь обзор.
Голова уже не кружилась. И вообще такое произошло в первый раз. Видимо, все же сказался легкий стресс последних дней.
— Тогда какого… ты поперлась на обзорную площадку? — Голос Хана прозвучал неожиданно сердито.
Ого! Он не собирался меня успокаивать или плясать квохтающей курочкой. Вместо этого впился пальцами в мои плечи так, что стало почти больно, и слегка встряхнул. Так, чтобы не привлекать внимания, но дать мне прочувствовать всю степень возмущения.
— Отвечай!
— Отстань, ты мне не мамочка.
— Мамочка бы тебя пожалела, а я не буду. Это тупая гордость или что?
— Это нежелание показывать себя слабой, — тихо рявкнула я, борясь с порывом заехать лбом ему в нос. Что вообще за разговоры? Он себя кем возомнил?
— Ну и как? — вдруг ехидно спросил Хан. — Показала? Давно у тебя эта фобия?
— С детства. И мне всегда удавалось ее скрывать!
Наверное, со стороны мы выглядели милой обнявшейся парочкой, которая шепчет друг другу любовные глупости. Руки Хана продолжали находиться у меня на спине, а я невольно положила ладони ему на грудь. Хорошо так было, уютно.
Ага, если бы не легкое бешенство от чьего-то поведения. Мне выговаривали как маленькой девочке.
— Знаете, мистер Зегерс, вы сами предложили сюда поехать, — я уперлась ладонями посильнее, — так что не надо сваливать с больной головы на здоровую.
— А твоя больная головушка не догадалась подумать, что лучше предупредить о своей фобии, чем пытаться изображать героиню и потом едва не хлопнуться на пол?
— Я не люблю распространяться о своих болячках!
— Зато явно обожаешь картинно падать в обморок, мм-м?
— Картинно? — взвилась я, поймала пару заинтересованных взглядов от проходивших мимо людей и продолжила гораздо тише: — Это вы, мистер Зегерс, любите произвести впечатление. Причем не всегда приятное. Например, обозвать незнакомую девушку шлюхой исключительно за то, что вместе упали в фонтан. Молчите? Я нашла то слово. Вы ругались на латыни. Не буду спрашивать зачем, у каждого свои заморочки. Но…
И вот тут меня просто заткнули поцелуем. Серьезно, Хан буквально силой заставил мои губы приоткрыться, сминая их своими. Словно старался показать, кто тут главный. И покорить.
Ну да, конечно. Признаюсь, на несколько секунд я растерялась. У него оказались очень теплые и опытные губы, от прикосновения которых по телу разлилось мягкое пламя. Где-то глубоко внутри. И руки сами по себе скользнули выше, обнимая спутника за шею…
Кусать было немного жалко, но я это сделала. Зубами прихватила нижнюю губу так, что Хан зашипел от боли. После чего отстранилась и невинно сообщила:
— Ой…
Кстати, и правда «ой». Судя по взгляду, мой спутник задумал недоброе. Хотя, что он мог сделать при таком скоплении народа? Укусить в ответ или опять обругать на латыни?
Умом понимая, что вряд ли он выкинет меня в окно, я все равно попятилась в сторону лифта.
— Ева, стоять… — пока еще негромко, но жестко произнес Хан.
Ага, после такого тона ноги сами собой ускорили шаг. А уж когда мой спутник направился следом, то я вовсе развернулась и побежала. Как выяснилось, зря. В лифт мы попали одновременно. Плюс еще и со свидетелями: тремя воркующими парочками. Так что пришлось замереть, буквально затылком чувствуя горячее дыхание Хана. Так и ехали, слушая классику из невидимых колонок и перешептывания одной из парочек. Я успела расслышать, что они сегодня едут в отель, а через месяц свадьба, после чего недельный отдых в Мексике. Начала слушать обсуждение противозачаточных, но тут лифт тихо звякнул и остановился на первом этаже. Пришлось выходить, тем более Хан мягко, но твердо взял меня под локоть и таким образом практически вытолкал из лифта. Чувствую, если бы не люди вокруг, он мог еще и ногой под попу подпихнуть для ускорения.
Не сопротивлялась я из тупого чувства гордости и нежелания привлекать внимание. Во-первых, Хан все равно сильнее, а значит, мои трепыхания будут выглядеть унизительно, во-вторых, кто-нибудь может снять на телефон, а потом выложить в Сеть. Я-то лицо не публичное, а вот мама… И посыплются комментарии, типа: «Дочь известной топ-модели — мазохистка», «Игры БДСМ прямо на улице», «Феминистки протестуют: мужчины окончательно распоясались». И кому от этого станет хорошо?
Продолжая молчать, Хан вывел меня на улицу и… отпустил. После чего посоветовал:
— Или беги, как собиралась, или объясни, за что ты меня пыталась покалечить.
Бежать уже расхотелось, так как вроде спутник «перегорел» и если собирался мстить, то не сейчас.
— Я люблю погорячее, — пожала я плечами, сохраняя то же невинное выражение лица. — Что ты смотришь? Перчинка всегда придает такой… пикантный привкус.
— Привкус крови?
— Эй, я не так сильно укусила.
— Вот спасибо, — едва не раскланялся Хан. — А сбежать потом зачем пыталась?
— Ты свое лицо видел?
— Я не собирался ничего делать, хотя мне и было больно, — пожаловался коварный тип. — Между прочим, до сих пор болит.
— А то! Я тщательно слежу за клыками.
И вот тут Зегерс расхохотался. В голос. Так заразительно, что проходившие мимо немногочисленные прохожие оборачивались и тоже чуть улыбались. А какая-то женщина в малиновой куртке кивнула на Хана и показала мне вздернутый вверх большой палец. Ну да, согласна, мужчина шикарный. И смеется красиво.
