Кажется, мы целовались долго. Так долго, что мои губы успели чуть распухнуть и начали побаливать. А в животе уже расцветало самое настоящее пламя: мягкое, проникающее в каждую клеточку тела и рождающее темное и тягучее, как дикий мед, желание.
— Ты станешь моим проклятьем, Ева, — сообщил Хан хриплым голосом, прервав поцелуй.
— Так оригинально мне о симпатии еще не заявляли, — сообщила я, пытаясь заново научиться дышать. Что-то со мной происходило: не хватало воздуха. А тот, что был, казался густым и словно раскаленным.
— Оригинальной девушке и признание требуется необычное.
— Пошлый комплимент…
— Вечно ты всем недовольна.
Мы шепотом обменивались репликами, прижимаясь лбами друг к другу. Я чувствовала на своей щеке горячее дыхание Хана. Под моей ладонью его сердце стучало все быстрее. Да и мое тоже билось так, будто пыталось вырваться на волю.
Как быстро негодование может смениться на совсем иные эмоции. Они копились внутри и грозили разорвать на части. Если мы хоть что-нибудь не сделаем.
Хан медленно провел ладонью по спине сверху вниз, и меня обожгло прикосновением даже сквозь ткань рубашки.
— Не отпущу, — послышался хриплый шепот. Это Хан наклонился и чуть прикусил мочку уха, отчего внизу живота вдруг сладко сдавило. И правда ведь не отпустит, мелькнула мысль. Я попалась в ловушку. Такую нежную, но необычайно крепкую.
И почему-то из нее не хочется вырываться.
Я запрокинула голову и потянулась, возвращая поцелуй. Не менее горячий, чем первый. Пальцы перебирали густые короткие волосы на его затылке, отчего Хан издал глухой полурык-полустон прямо мне в губы. И сильнее сдавил в объятиях, приподнял и потащил куда-то.
Как оказалось, в спальню. Где огромная постель манила разворошенным бельем темно-бордового цвета. Где задернутые тяжелые портьеры создавали иллюзию полумрака. А на белоснежном ковре валялся мужской ремень с тяжелой пряжкой. Все это я заметила лишь мельком — меня аккуратно уложили на кровать.
Интересно, что Хан как-то не рвался раздевать. Он замер, нависнув и упершись одной рукой в жесткий матрас. А кончиками пальцев второй медленно провел по моему телу: от шеи до середины бедра. Прикоснулся к застежке на брюках и вдруг резко ее расстегнул. Я аж вздрогнула и приподняла голову.
— Лежи, — приказал Хан, — я сам. Я хочу сам тебя раздеть.
Он словно издевался над собой и надо мной: тянул брюки вниз очень осторожно и при этом откровенно гладил ноги, расстегивал каждую пуговицу на рубашке так, словно впереди вечность. При этом неотрывно смотрел мне в глаза. Голодным и жадным взглядом. Как человек, который очень долго искал что-то и наконец нашел. И при этом не уверен в реальности происходящего, потому и боится находки.
Мое сердце окончательно взбесилось, когда Хан зубами подцепил край трусиков и медленно начал их снимать. Ну вот, домечталась. Я чуть приподнялась на локтях, чтобы полюбоваться зрелищем. Было что-то нереально возбуждающее от мужчины в таком ракурсе.
Но Хан определенно в глубине души был тем еще садистом. Иначе как назвать тот факт, что он ухитрялся прикосновениями довести меня до того состояния, когда я уже буквально горела, плавилась и ощущала себя сгустком возбуждения. Но при этом не спешил переходить к основным действиям. Целовал, плавно спускаясь все ниже. Горячими губами касался потяжелевшей от истомы груди, языком обводил пупок, вырисовывал невидимые узоры на внутренней стороне бедер. О господи, я не хочу думать, откуда у него такой опыт. И сколько было женщин. Потому что все это было до нашей встречи.
Еще утром уверенная в том, что не дойду с ним до постели, сейчас я мысленно хохотала над собой, наивной. Все происходящее сейчас казалось абсолютно правильным.
Рваное быстрое дыхание…
Тихий шепот на непонятном мне языке… Как заклинание, оплетающее душу…
Напряженные каменные мышцы под моими руками…
Невольный всхлип удовольствия, сорвавшийся с губ… Мой…
Тихий шелест фольги я услышала сквозь грохот сердца, отдававшийся в ушах. Ногтями вцепилась в Хана, ощутив его внутри себя. И подалась навстречу, на миг прикусив губу. Слишком хорошо, слишком много, почти до боли. Той, которой хочется наслаждаться.
Кто сказал, что секс — это не танец? Мы танцевали. Под музыку, которую слышали только вдвоем.
Бешеный жаркий танец, в котором Хан вел главную партию. А я не сопротивлялась. Не хотела. Просто наслаждалась прикосновениями: то осторожными и нежными, то почти грубыми. Прижималась, царапалась, покусывала за широкие плечи и срывала голос.
В какой-то момент ощущение напряжения внутри стало совсем невыносимо сладким. И я выгнулась до хруста в спине, чувствуя, как дрожь проходит по всему телу. А следом накатывает ощущение безграничного счастья и спокойствия.
После такого хотелось просто лежать, что я и делала. Силы вдруг кончились, мысли тоже не спешили появляться. Мне пришлось собрать остатки воли, чтобы повернуть голову к Хану. Тот лежал рядом, закинув одну руку за голову, а второй продолжая прикасаться ко мне. Этакая абсолютно удовлетворенная мужская особь с довольной ухмылкой.
— Спорим, ты останешься до утра? — Вопрос прозвучал с утвердительной интонацией. Я чисто из упрямства попыталась встать, сумела лишь приподняться на дрожащих руках и снова упала на подушку.
— Это был коварный план, да? Ты боишься спать один, в темноте, поэтому позвал меня.
— Точно, — кивнул Хан. — Прямо саму суть уловила. Буду ночью тормошить тебя, чтобы не бояться.
Я покосилась на то, чем он меня «тормошил», представила ночные «бдения» и несколько встревожилась.
— У меня ходить-то утром получится?
— Небольшие побочные действия могут быть, — согласился Хан, приглушенно рассмеялся и сгреб меня в охапку. — Отдыхай, Ева, пока разрешаю. Все еще впереди, это была разминка.
Я сглотнула и попыталась отползти. Меня лишь сильнее прижали к горячему мужскому телу.
— Зато тут безопасно, верно?
— Ну да, — кивнула я, — к такому секс-маньяку приближаться опасно.
Переговариваться вот так, лежа в постели, оказалось забавно. И сам Хан выглядел таким разомлевшим тигром, который в ближайшее время никого кусать или загрызать не собирается. Он лежал, лениво пропуская между пальцами пряди моих волос и выдавал поистине убойные реплики. Смешно, конечно: мы не признавались друг другу в пылкой любви, не обменивались томными поцелуями или впечатлениями от секса, не лежали в обнимку, а просто подшучивали. Меня, правда, чуть тревожил странный взгляд, порой возникающий у него. Но это могли быть выверты богатого воображения.
В любом случае идиллия продолжалась ровно до того момента, пока Хан не заворочался и его прикосновения не стали более интимными.
— Что? — возмутился он на мою просьбу «не лапать». — Я же говорил, что это была лишь разминка. Не жалуйся, я просто дорвался.
