— Господи, — она ходила по гардеробной, поднимая то одну вещь, то другую, — это ужасно! Мои бренды! Мои коллекции! А мой фарфор! Это ужасно! Варвары. Вандалы!
— Мама, страховка покроет все, не забывай. А вещи отдать почистить, и все. Не порвали же, только потоптали. Кстати, твой платок.
Я сняла его с шеи и протянула маме. Та удивленно приподняла брови:
— Мой? Не припомню такого. Забирай себе, мне не нравится цвет.
— Зачем тогда покупала? Вещь-то винтажная.
— А! — отвлеклась от причитаний мама. — Вспомнила. Это я купила на блошином рынке в Париже. Видимо, у меня было плохое настроение. Надевала-то пару раз всего… Да и что ты лезешь с платком, когда тут такое! Господи, чтоб у этих уродов руки поотрывало!
— Да заткнись уже! — вмешалась бабуля. Она возлежала на кушетке, прикрыв ноги чудом уцелевшим пледом. — Вызови уборщиков, тут все вычистят, одежду отвезут куда надо, вернут как новенькую. А мы с тобой пока поживем в отеле.
Я оставила их разбираться, а сама поехала домой. Несмотря на разбитое состояние, работу никто не отменял. Тем более еще вчера скинули основные пожелания. Предупредив, что это еще не все.
Поэтому день прошел мирно, в работе. За исключениями звонков от мамы, которая постоянно напоминала, что я неблагодарная, раз отказалась заниматься делами по поводу чистки ее коттеджа и одежды. Пусть неблагодарная. Зато честная. Такими вещами должна заниматься мамина экономка.
Работа затянулась до поздней ночи. В конце концов я не выдержала. На часах время приближалось к трем ночи, голова напоминала чугунный котел, а глаза закрывались сами собой.
К счастью, никакие сожжения на костре мне не снились. Мне вообще ничего не снилось. Я мирно проспала примерно до девяти утра, пока не зазвонил телефон.
— Да, — язык спросонья слушался плохо, как и мозги.
— Ева! — Голос бабушки звучал так, что сонное состояние слегка отступило. — Ева, мама в больнице!
— С нервным срывом? — Первое, что пришло мне в голову.
— Нет, Ева, ее избили!
— Чего? — Я села в постели, забыв, что еще пару мгновений назад хотела спать. — Так, стоп, куда приезжать? Как она?
— Сейчас врачи обследуют. Медицинский центр Крисхилл. Приезжай скорее, Ева, пожалуйста!
Я похолодела: когда бабушка говорила таким голосом, значит, дело плохо.
Глава 4
Путь до госпиталя показался вечностью. Я успела накрутить себя до предела. И, влетая в просторный светлый холл, уже с трудом сдерживала панику. Хорошо еще, бабушка встречала меня внизу. И с ходу вцепилась в локоть, приговаривая:
— Только успокойся, только не паникуй, на тебе лица нет. Матери от этого легче не станет.
— Что с ней? — У меня с трудом шевелились онемевшие от страха губы.
Наверное, выглядела я не очень. Иначе почему подошедшая следом за бабушкой медсестра внимательно на меня посмотрела и спросила, все ли в порядке.
Нет, не в порядке! Какая-то тварь избила мою маму. Я в принципе не могу быть в порядке!
Ненавижу больницы, еще с детства. Врачей уважаю, а больницы — нет. Меня сразу начинает мутить от специфического запаха. Смесь лекарств, страха и боли. Сразу перед глазами вспыхивает сцена: куча врачей, меня везут на каталке к лифту. И дикая боль в ноге. Покаталась на мотоцикле в пятнадцать лет, называется. Двойной перелом со смещением.
Мама лежала в небольшой и почти уютной палате. Как я ни старалась сдержаться, слезы хлынули сами по себе. Стоило увидеть ее, подключенную к каким-то аппаратам и с кровоподтеками на лице, шее и руках. Подозреваю, что все остальное, спрятанное под одеялом, выглядело не лучше.
Бабушка чувствительно ущипнула меня за бок: мол, не реви. Я старалась, но слезы все равно продолжали катиться. Какой бы упрямой, эгоистичной и тщеславной ни была моя мама, она не заслужила такого.
— Ева… — Из-за разбитых губ она разговаривала с трудом, невнятно. — Пл… пла…
— Миссис Дрейк, вам пока лучше не разговаривать, — сказал вошедший в палату врач. Седой мужчина лет пятидесяти, в серо-голубой больничной форме.
— Мам, лежи, — я проглотила скользкий комок, — я буду приезжать каждый день. А этих скотов мы найдем.
Она замотала головой и явно попыталась что-то сказать:
— Они… они… пла… — Мама закашлялась, но все же кое-как, хрипло и едва шевеля губами, проговорила: — Они… требовали вернуть… вещь.
Я, бабушка и врач, у которого на бейджике красовалось «доктор Норман», переглянулись.
— Она разговаривала с полицией? — шепотом спросила я у врача.
Доктор Норман кивнул и прошептал в ответ:
— Она им тоже твердила про угрозы вернуть вещь. То ли платок, то ли шарф, не может толком сказать. Мисс Дрейк, пройдемте в мой кабинет. Вашей матери ввели успокоительное, она сейчас уснет. Насчет журналистов не волнуйтесь, сюда им вход заказан.
— Ева, — слабо позвала мама. Она и правда выглядела спокойней.
— Мам?
Я подошла ближе, не решаясь взять ее за руку. Господи, ей же, наверное, безумно больно. Глубоко вдохнув, я впилась ногтями в ладони, чтобы снова не разреветься.
— Бал… — прошептала она, — благо… благотворительный бал… завтра…
А вот тут я едва не расхохоталась истерически. Мама даже в таком состоянии помнила о своих обязанностях. Например, о том, что завтра вечером должен состояться грандиозный бал в честь праздника Хеллоуин. Устраивала его благотворительная организация «Во имя жизни», довольно известная. Маму пригласили зуда почетным гостем, зная, что она благотворительность поддерживает.
— Боюсь, тебе придется его пропустить.
Мама покачала головой и сделала движение рукой, словно хотела ткнуть в меня пальцем.
— Я? — вырвалось у меня. — Мне пойти вместо тебя?!
Утвердительный кивок стал ответом.
— Мисс Дрейк, — вмешался доктор Норман, — пойдемте, ей нужен покой.
То и дело оглядываясь, я вышла. Бабуля буквально тащила меня следом за доктором и что-то бормотала себе под нос. Прислушавшись, я поняла: наша старшая представительница семьи материла преступников на всех доступных ей языках.
Не могу сказать, что мысленно не повторяла за ней.
Кабинет доктора Нормана выглядел так же, как и остальной госпиталь: стерильный, безликий, в бежево-коричневых тонах. Заваленный бумагами стол, компьютер и сейчас поднятые светлые жалюзи. Из окна открывался вид на центр города.
— Опять мы встретились с вами, мисс Дрейк.
Офицер Рейн стоял, прислонившись к стене, возле окна. И задумчиво разглядывал вошедших.
— Оставите нас на время? — спросил у доктора и бабушки. Последняя с легкой тревогой посмотрела на меня, кивнула и вышла.
