«Я встретил свою первую любовь, когда поступил в универ, первого сентября, на лекции по Древнему Египту. Она сидела через две парты наискосок от меня и старательно записывала что-то в свою большую клетчатую тетрадь. У меня долго не хватало духу не то что признаться ей в своем чувстве, но даже заговорить с нею. Поскольку учился я блестяще и часто высовывался на семинарах, она заметила меня и как-то раз обратилась за помощью… Она! За помощью! Ко мне! Потом я провожал ее по осенним улицам к зданию студенческого общежития. Мы долго стояли в вестибюле. Она смеялась. Когда я, набравшись смелости, безо всякого приглашения пришел к ней в гости, она познакомила меня со своим другом, и сердце мое болезненно сжалось. Однако она как-то незримо и без слов дала мне понять, чтобы я набрался терпения. И действительно. Через два месяца они расстались, и почти сразу мы стали встречаться с нею. Следующие пять лет были самыми счастливыми в моей жизни, и я не хочу особенно распространяться о них… Скажу лишь, что мы поженились. Нам выделили комнату для семейных. Темными зимними и осенними вечерами мы читали классику – каждый у своей настольной лампы. А весной, в мае, когда сходил снег, она сидела в своем милом халатике на подоконнике – вся в закате – и пересказывала мне параграф из учебника Реформатского. Мы закончили филфак с красными дипломами. Она нашла очень хорошую работу. На телевидении! С перспективой!!! Я, естественно, рядом… С телевидением. То есть по другую сторону экрана. Она забеременела. Но с ребенком мы решили обождать… Карьера… Понимаете?.. Неприятно, однако многие через это проходят – и ничего. А она умерла.
Перебивался я лет десять, света белого не видел. Хватал мороку и водку. Нашлись люди. Помогли, подлечили. Оклемался. Смотрю – работаю сторожем в одной конторе. Нормально. На кусок хлеба хватает, а больше мне – куда? И не надо совсем. Жил-жил… И екнулся. В общаге рабочей через улицу девчонка-малолетка горе горевала. Сирота. Она учебу из последних сил тянула – в техникуме связи. Ну, стала ко мне захаживать. Я ведь мужик незлой. Не верите? И копейка водится. Снюхались мы с ней…»
Тут следователи запереглядывались, так как им позвонили и сказали, что накосячил не я, а мой брательник. Фамилия-то одна и та же. Меня и взяли. А город маленький, брательник узнал, да и пришел с повинной.
– А что случилось-то хоть? – спрашиваю.
– Да гроб в ритуальных услугах сперли.
– М-м. Если что, у меня есть домовина. Новая. Могу внести как залог или это… ущерб… Брат все же.
Следователи замахали руками и спешно выпроводили меня из кабинета. Листок с показаниями в карман сунули. Я его выбрасывать не стал. Пригодится печку растапливать.
Это все ладно.
Кости бы не стухли. Лапки то есть. Жалко песика-то травить.
Песик у меня особенный. Год назад он сорвал выборы. Ворвался в избирательный участок. Сожрал из буфета четыре котлеты в тесте. Перевернул урну и нюхал у гражданок под юбками.
Так, на чем я остановился? Гости-гости. Вариант второй.
Бедрышки. Это вам не куриные лапки. Можно, конечно, и окорок. Но это подороже будет. Хотя зачем, если подумать, мне сейчас мои сбережения? Как в стихотворении Лермонтова: «Да, я не изменюсь и буду тверд душой…».
Сковородка. Масло растительное, ну как без него? Если есть желание, можно помельче нарезать. Вкуснее будет. Курицу, конечно, не сковородку же. Перец. Можно молотый. Лучше тот, который горошком, растолочь пестиком. Ядренее. Молотый или размолотый перец на тарелочке смешать с солью. Сковороду разогреть. Обильно посыпая кусочки мяса, уложить их. Можно поплотнее. А посыпать целесообразнее с одной стороны. И этой стороной их в масло. А когда все лягут, сверху обсыпать непосыпанную сторону. Грязи меньше. Ставим на медленный огонь. И жарим. Да чтобы покрепче, покрепче зажаренные были. Чтобы во рту жгло, на зубах хрустело, в брюхе урчало…
Прохожу мимо тех самых кустов, где по жизни сидят мои бывшие ученики. Спасибо сказать за моральную поддержку. Забираюсь в кусты. Точно. Пьют. С девками. Всем уж за тридцать.
– А вот, – говорю, – и я. Это, конечно, не то чтобы мы встретились в процессии, которая идет по центральной улице, но все же. Как в стихотворении Лермонтова: «Пестрою толпою окружен…».
А они молчат. И я понимаю, что за «тупиц» и «ублюдков» меня так и не простили. Вот тебе и «к нам приехал, к нам приехал», простите за отступление от высоких образцов. Наконец Катька брякнула: «Раньше-то вы не Лермонтова цитировали, а Есенина». Что сказать? А я чего-то обозлился:
– Раньше-то и Есенин Лермонтова цитировал…
Развернулся и пошел.
И случай этот побольше жмура, морга и милиции выбил меня из колеи.
А тут брательник идет.
– Отпустили, – говорит. – В тюрьме все занято убийцами и насильниками. Гуляй до суда. А потом посадят.
Посмотрел я на него, посмотрел… да и говорю:
– Приходи-ка в гости ко мне. Послезавтра. К четырем.
И дальше двинул.
Третий вариант. Котлеты. Смотри рецепт первый – рыба. Вместо рыбы – котлеты. Остальное то же самое. Но котлеты сам делай! Я один раз писателя этого послушал. «Шницеля, – говорит, – мировые в „Эконом-класс“ привезли». Потушил я мировые шницеля. Неделю потом осторожно ходил. Как Штирлиц. Оклемался, помню, выхожу на улицу. Смотрю, писатель рулит. «В „Эконом-класс“, – кричит, – котлеты по-киевски привезли». Ну я его остановил, конечно, взял за пуговицу и говорю: «Слушай, писатель, готовая история. Ты потом ее в стихи переделай и печатай. В одной деревне жили-были старики. И пекли они очень вкусный хлеб. Но было у них две пекарни. В одной они хлеб пекли. В другой советчиков…».
Тут я вспоминаю особливость своего званого ужина, хлопаю себя по лбу, понимая, что именно приготовлю, и быстро закупаю продукты.
А кости стухли.
Бобик их есть не будет. Что ж. Положу рядом с конурой. Через пару дней сожрет. А там, глядишь, добрая душа какая-нибудь приютит его или уж хоть зарежет.
Да наплевать. Сегодня все приготовлю. А завтра у меня баня. Вот это да, баня.
Я даже в молодости стихотворение про баню написал. Все не помню, но четыре строчки остались:
А если Бог давал нам счастья туес,
Мы шли и пропивали туесок.
Бежало время чистым банным потом
Промеж сосновых щелистых досок.
М-да. Не Лермонтов, конечно. Да и вообще с Лермонтовым придется расстаться.
Но это завтра. А сегодня нужно еще дело одно провернуть.
Оставив дома продукты, топаю в колледж.
Дневная вахтерша недоуменно смотрит на меня.
Уверенно шагаю в сторону учительской.
Быстро спрашиваю у диспетчера по расписанию:
– А где завуч?
– На музыку пошел. А вам…
Но я уже резво вышагиваю к хоровому классу.
