XXIII
Исполнителю 2087V хотелось бы или совсем избавиться от чувства вины, сжигавшей его изнутри, или ощущать вину еще острее – чтобы она заставила его посягнуть на собственное существование. И в случае, если бы он решился отключиться, то есть перестать делать ужасную работу, для которой его изготовили, он смог бы наконец отдохнуть – обрести вечный покой там, где никто и ни в чем не бывает виноват. На беду, настройка чувств зависела не от него, а от тех, кто имплантировал в самый труднодоступный участок его глубокой памяти молекулярный код, созданный специально для формирования личности идеального убийцы. Исполнитель не мог не признать, что ученые выполнили свою работу безупречно, и даже если что-то не срабатывало, как в его случае, когда жизнь пробивалась сквозь густую защитную сетку, а чувства выходили из-под контроля, хитроумная программа, вживленная в его организм, реагировала должным образом и тем или иным способом исправляла ошибку. Чувство вины, неизменно мучившее его после убийства невинных, подавлялось чувством еще большей вины при одной только мысли, что он может отказаться убивать и нарушит тем самым свой долг. Да, макиавеллиевы умы, слепо преданные Высшему знанию, проделали с ними огромную работу, кто бы сомневался. Но работа эта на поверку оказалась столь же виртуозной, сколь и бесполезной.
Исполнитель печально улыбнулся, хотя вернее было бы сказать, что его губы выгнулись дугой, как бельевая веревка, на которую уселось слишком много воронья. Сохраняй состояние спокойствия, приказал он себе, все это уже не имеет никакого значения, всему вот-вот придет конец, все мы умрем… Он почувствовал в этой мысли великую истину, а еще он почувствовал утешение, а также отчасти умиротворение. Затем Исполнитель постепенно ослабил свои показатели жизнедеятельности – до такой степени, что, когда тенью тени проскользнул мимо кота, дремавшего на подоконнике, тот и ухом не повел.
С такими делами Исполнитель справлялся ловко. Так он отлично знал: если животные их чуяли, они впадали в истерику, и единственный способ избежать этого – войти в состояние на грани гибернации, когда твои движения не воспринимаются чьими-то чувствами – как, скажем, полет облаков в небесах. Это было то эмоциональное состояние, которое больше всего годилось для выслеживания добычи. Потом, когда шла настоящая охота и наступал наконец момент казни, следовало открыть дорогу и другим чувствам: азарту, ненависти, удовольствию, печали… ну, и чувству вины, прежде всего чувству вины… И тогда уже не важно, что все собаки и кошки в округе завоют и замяукают как ошалелые, извещая луну о его появлении. Когда жертва перед ним и смотрит ему в глаза, не понимая, почему должна умереть, спасения для нее нет.
Он дошел до нужного дома и пересек маленький сад. Если бы тьма не была такой плотной и если бы Исполнитель не растворился в ней полностью, я мог бы описать вам его движения, но теперь мне приходится лишь воображать эти по-кошачьи мягкие шаги, заставлявшие легко колыхаться широкий плащ. Исполнитель без труда открыл окно на первом этаже и проник в маленькую гостиную, погруженную в полумрак. Затем поднял вверх трость, и восьмиконечная звезда на рукоятке слабо завибрировала, извещая, что дом пуст. На всякий случай Исполнитель решил обойти все комнаты одну за другой – отчасти потому, что не доверял детекторам, которые в последнее время работали далеко не безупречно, отчасти – из-за болезненной потребности, всегда толкавшей его хоть что-нибудь узнать о жизни тех, кого требовалось уничтожить. Кто обитает, например, здесь? Что это за человек? Исполнитель не знал. Не знал ничего, кроме того, что в доме живет тот, кто однажды совершил прыжок. Недавно, когда Исполнитель шел по следу разрушителя второй степени, он обнаружил в этом самом доме остаточную ауру латентного прыгуна и зафиксировал в памяти адрес, чтобы позднее вернуться. Хотя и не исключал, что его детекторы безнадежно обезумели и в результате он убьет не просто невинного – в общем-то все его жертвы были невинны, – но невинного и совершенно здорового человека…
Для Исполнителей латентные прыгуны не являлись приоритетной целью, поскольку их болезнь по той или иной причине вышла из активной стадии, хотя в любой момент могла снова активизироваться. Правда, времена, когда приоритеты в работе Исполнителей были очевидны, ушли в прошлое. Прежде Исполнители были способны за один-единственный день обнаружить массу следов благодаря отлично настроенным детекторам, а они точно указывали направление поиска и местонахождение жертвы. А сейчас… Сейчас Исполнители делали что могли, только и всего.
Ему не нужен был свет, чтобы убедиться: на первом этаже действительно никого не было. Потом он поднялся на второй и вошел в первую же попавшуюся комнату – кокетливый кабинетик, который, вне всякого сомнения, принадлежал женщине. Исполнитель склонился над букетом роз, стоявшим на краю небольшого письменного стола, и глубоко вдохнул тонкий аромат. С нежностью погладил некоторые предметы на столе и представил себе, как хозяйка брала их в руки – то любовно, то небрежно, то с каким-то другим чувством, постепенно передавая им часть своей души. Сам он тоже был похож на эти предметы. Разве его жертвы не передавали ему перед смертью часть своей человечности? Да, пока они агонизировали у него в руках, он не мог не заглянуть им в глаза, и тогда ему многое открывалось. Он, например, видел, была их жизнь полной или жестоко обманула все изначальные ожидания, оставляют эти люди по себе череду обид и недоразумений или познали истинную любовь, и как они покидают этот мир – со злобой, страхом или печальным смирением. В такие мгновения предельного слияния с жертвой Исполнитель подобно вещи, впитавшей душу хозяина, впадал в экстаз Высшего знания – а еще он испытывал разрушительную силу чувства вины.
Рука Исполнителя наткнулась на три стопки бумаги. Похоже, это были рукописи. Две первые назывались соответственно “Карта времени” и “Карта неба”, но внимание его привлекла третья. Она называлась “Карта хаоса”, и автор старательно нарисовал тушью на первой странице восьмиконечную звезду. Исполнитель прислонил трость к столу, взял рукопись и там же, не присаживаясь, в полной темноте стал читать, все с большей жадностью глотая страницу за страницей. Судя по всему, это был роман, сюжет которого стал казаться ему знакомым. Он не отрываясь прочел до того места, где супруги Уэллс вместе со своим псом Ньютоном прыгают в узкую дыру – она была открыта в лаборатории несчастного профессора Чарльза Доджсона, их друга, и непонятно куда вела, – и оставляют с носом негодяя Гиллиама Мюррея. Здесь Исполнитель прервал чтение. Он поднял глаза от страницы и, не выпуская рукопись из рук, посмотрел куда-то вдаль. Он стоял совершенно неподвижно, так что темнота покрывала его тысячью черных бабочек и он практически растворился в ней. Исполнитель придвинул к себе стул от письменного стола и сел, потом издал нечто похожее на вздох и взял остальные листы. В конце концов, чем-то ему надо занять время, пока не появится жертва.
А я тем временем позволю себе пересказать вам то, что прочел Исполнитель, как если бы вы тоже находились в той темной комнате и читали, заглядывая ему через плечо, или, лучше сказать, читали его глазами, которые, как он сам до сих пор полагал, видели много такого, что ни одна из его жертв не могла даже вообразить, однако…
