Уэллс с удивлением увидел, как губы полицейского кривятся в злой ухмылке. Клейтон явно уже предвкушал тот миг, когда загадочный Властелин времени очутится в его власти, то есть будет по решению судьи сидеть в комнате для допросов и объяснять ряд запутанных обстоятельств.
– Значит, вам повезло, агент Клейтон, с чем вас и поздравляю, – бросил Уэллс совсем не дружелюбно. – А раз никаких марсиан тут нет и любые подозрения с меня снимаются, с вашего позволения я откланяюсь – у меня есть дела поважнее, чем участие в бредовых игрищах.
Клейтон рассеянно кивнул, зачарованно глядя на поле. Да и Уэллс тоже не двинулся с места, поскольку от происходящего невозможно было оторвать глаз. Толпа расступилась, образовав коридор – он начинался там, где стоял Мюррей, и вел прямо к очаровательной девушке с зонтиком, несомненно, той самой, ради кого миллионер и устроил эту забаву. Уэллс внимательно к ней присмотрелся и решил, что Мюррей в своем письме не сумел по достоинству описать ее. Девушка была невероятно красива. Своей игривой легкостью она напоминала мыльный пузырек, кожа казалась золотистой, а глаза, хотя сейчас они были широко распахнуты от изумления, таили в себе как раз ту смесь нежности и неукротимости, которая способна свести с ума любого мужчину. Уэллс разглядывал Эмму несколько секунд, показавшихся ему вечностью. Она стояла, нервно крутя зонтик, а в другом конце образованного толпой коридора почти в такт ему крутилась бабочка на шее Мюррея. Сам же миллионер словно окаменел: он застыл, сияя улыбкой и широко разведя руки, в одной из которых держал снятый с головы цилиндр. Он ждал, когда же Эмма взглядом любви вернет его к жизни, то есть сыграет роль Горгоны Медузы, только наоборот. Не дождется, буркнул про себя Уэллс, уверенный, что прямо сейчас красавица развернется и пойдет прочь, оставив Мюррея на поле со своим дымящимся цилиндром и вертлявой бабочкой – на милость толпы.
Да и могла ли она поступить иначе? Ведь миллионеру так и не удалось восстановить картину нашествия, хотя он попытался выйти из положения, устроив этот балаган. Эмма Харлоу выглядела достаточно умной девушкой и никак не могла клюнуть на такой дешевый трюк. Но тут Уэллс, к своему удивлению, увидел, как губы Эммы тронула улыбка, и, хотя поначалу она попыталась совладать с собой, все услышали ее обворожительный смех. И тотчас вздох облегчения пролетел по толпе.
Уэллс же с глубоким разочарованием проследил за тем, как Эмма под рукоплескания публики идет к Мюррею, и решил, что с него довольно. В сильном гневе он отправился искать экипаж, чтобы тот отвез его обратно в Уорчестер-парк – к оставленной утром на кухонном столе чашке чаю и к роману, над которым он работал. К той нормальной и обычной жизни, где решительно не было места для любовных подвигов вроде тех, что каждодневно совершал Мюррей. Уэллс тряхнул головой. Удачи им, подумал он с презрением. А девушке удача, безусловно, понадобится, если она в конце концов выйдет замуж за этого типа. Видать, не так уж она и умна, если полагает, будто чувство юмора – надежное основание для семейного союза, подумал Уэллс; но в то же время робкий голосок у него в душе спрашивал, а когда сам он в последний раз заставил Джейн смеяться так, как смеялась сейчас возлюбленная Мюррея.
С какой стороны ни глянь, счастье этой пары не будет продолжительным, размышлял писатель, поскольку неуемный агент Корнелиус Клейтон готов вернуться к делу фирмы “Путешествия во времени Мюррея”. Наконец хоть кто-то займется ее делами, заключил Уэллс с усталым вздохом, мечтая поскорее добраться до дому и рассказать Джейн об увиденном. И тогда она волшебным образом разложит детали по полочкам, оценит всю историю со свойственной ей здоровой иронией, докажет, насколько мало это их касается, поможет ему взглянуть на случившееся с нужной точки зрения, а потом и задвинуть в самый дальний уголок памяти, чтобы воспоминания не путались под ногами.
Уэллс посмотрел в сторону холма, где стояли экипажи, и попытался прикинуть расстояние, которое придется пройти пешком, но тут внимание его привлекла некая фигура. Человек стоял сгорбившись и потому выглядел старым, но он находился слишком далеко, чтобы различить черты лица. Уэллсу почудилось, будто незнакомец с не меньшим любопытством разглядывает его самого. И внезапно он почувствовал сильную тревогу и даже вынужден был остановиться, а потом согнулся пополам, словно в приступе тошноты. Его и вправду сильно мутило, а душу охватила лютая тоска. С ним очень давно ничего такого не случалось… Почему же именно сейчас?.. Но дурнота схлынула так же быстро, как и возникла, оставив по себе лишь неприятный осадок. Когда Уэллс снова посмотрел в сторону холма, старика там уже не было.
XI
Когда измученный и обозленный Уэллс вернулся домой, Джейн тоже только что приехала из Лондона, где она обедала с супругами Гарфилд. Он сразу же кинулся рассказывать ей про постыдный спектакль, которому невольно стал свидетелем в Хорселле. Описал все сюрпризы, извлеченные Мюрреем из марсианского цилиндра, и по тону Уэллса легко было судить, насколько недостойным он это находит. Однако по мере его рассказа лицо Джейн светлело. Как ни странно, выдумка миллионера растрогала ее до глубины души. По мнению Джейн, ни один мужчина не смог бы сделать ради любимой женщины ничего более романтичного. Восхищение Джейн не столько разожгло в Уэллсе ревность, сколько обескуражило и даже унизило, ведь в таком свете его собственные любовные подвиги стали выглядеть не просто скромными, но и весьма жалкими. Сам-то он никогда не спускался с небес на воздушном шаре, чтобы завоевать ее сердце. Никогда. Но так ли уж велика была заслуга Мюррея? Не стоял ли за всем этим голый расчет? Кстати сказать, Уэллс завоевал сердце Джейн во время долгих прогулок до вокзала Черинг-Кросс, он покорил ее своим красноречием, то есть был с ней самим собой, а не нанимал факиров и акробатов и не напяливал на голову дымящуюся шляпу. Он пошел не самым простым путем, сделав ставку исключительно на собственные остроумие и дар слова. Он не подстраивал никаких ловушек. Однако Джейн, как оказалось, смотрела на вещи иначе. С ее точки зрения, Мюррей мало того что продумал все до мельчайших деталей, но еще и не побоялся выставить себя перед публикой в смешном виде – исключительно ради любимой женщины. А способен ли Уэллс на что-либо подобное? – спросила она. Конечно же нет! Короче, пришла пора начать очищение души от былых обид, иначе там скоро не останется места не только для счастья, но и для самых простых житейских радостей.
Она вышла, громко хлопнув дверью, а ошеломленный Уэллс застыл посреди комнаты. Он терпеть не мог, когда Джейн уходила вот так, в разгар ссоры, и не только потому, что последнее слово оставалось не за ним, а потому, что это не позволяло довести спор до конца и затягивало размолвку. Уэллс рухнул в кресло, не испытывая ни малейшего желания гоняться за женой по всему дому. Итак, она посоветовала ему избавиться от былых обид, повторив, по сути, то же самое, что уже говорила ему, когда он показал ей письмо Мюррея. Уэллс больше не упоминал о письме и решил, что жена преспокойно забыла про тот их разговор. Но нет, не забыла, а просто помалкивала, чтобы не обострять обстановку, а теперь история вдруг всплыла на поверхность, как труп, от которого убийца вроде бы отделался, утопив на дне озера.
