Однако сейчас, поднимаясь по лестнице в своем особняке “Андершоу”, Конан Дойл вспоминал то время как сон. Он еще и недели не провел дома, но здешняя уютная роскошь уже заставила его усомниться, что он участвовал в Англо-бурской войне, – во всяком случае, пока не попадал в уборную, поскольку его кишки еще не пришли в норму после подхваченной в госпитале дизентерии. Итак, писатель поднялся по лестнице, неспешно проследовал по длинному коридору и остановился перед дверью комнаты, откуда открывался великолепный вид. Архитектор Стэнли Болл, вместе с которым они когда-то занимались телепатией, построил дом на участке в полтора гектара, купленном в деревушке Хайндхед. Эту местность за особый и очень здоровый климат называли Суррейской Швейцарией. Боллу, кстати сказать, не пришлось ломать голову, угадывая, что именно хочется Конан Дойлу, поскольку тот сам набросал на обрывке бумаги план дома. Артур совершенно отчетливо представлял себе, каким должен быть “Андершоу”: им нужен внушительного вида особняк, достойный писателя его уровня, но одновременно дом должен сыграть роль уютного семейного очага, удобного для больной жены.
Конан Дойл засомневался было, стучать в дверь или нет, но потом решил без стука открыть ее как можно тише. В последнее время его жена часто засыпала, поднявшись сюда, чтобы почитать. Это утро не стало исключением. Луиза, которую он с давних пор ласково называл Туи, сидела в кресле с закрытыми глазами, склонив голову набок.
Артур смотрел на жену, испытывая внезапный прилив нежности. Ее слабость не могла удивить мужа, ведь она прожила на много лет больше, чем предполагал доктор Пауэлл, один из лучших в Англии специалистов по легочным болезням. Именно из тогдашнего их путешествия в Швейцарию, когда они посетили Рейхенбахский водопад, она привезла в легких зловредную бактерию туберкулеза, а Конан Дойл привез оттуда же идею, как убить Шерлока Холмса. Врачи дали ей около трех месяцев жизни. Однако прошло уже восемь лет, а Туи все еще была жива – несомненно, в первую очередь благодаря заботам мужа. Как только Артур узнал о болезни Туи, он повез ее в Давос, Ко и Каир. А позднее велел построить в Хайндхеде вот этот особняк со всеми возможными удобствами. И хотя его стараниями состояние славной Туи вроде бы стабилизировалось, все знали, что смерть не сегодня-завтра постучится в дверь их дома.
Однако, словно жестокого приговора, вынесенного бедной Туи, было недостаточно, судьба, как бы желая похвастать своей богатой фантазией, повернула дело так, чтобы Конан Дойл возмечтал о скорейшей смерти жены. Через три года после начала ее болезни эта самая судьба столкнула его с Джин Лекки, и вы уже имели удовольствие познакомиться с ней во время их поездки в Дартмур. Первая же беседа с Джин убедила писателя, что это женщина его жизни, и с тех пор он стоял на мучительном для него распутье: с одной стороны, он ждал смерти Туи, чтобы дать наконец волю своей любви к Джин, отношения с которой были у него не только платоническими, но и драматическими. С другой стороны, он старался как можно лучше ухаживать за Луизой, даже лучше, чем прежде, потому что не хотел, чтобы хотя бы малейшие упущения можно было расценить как мягкий способ ускорить ее смерть. Между тем их с Джин любовь завоевала уважение самых близких друзей и даже родственников, так как они просто не были способны совершить низкий поступок, который затронул бы честь Туи. Со смесью нетерпения и горечи влюбленные ждали, пока больная уйдет из жизни, чтобы Конан Дойл смог наконец упорядочить свои отношения с Джин.
“О подражании Христу”
[30] – книга, которую Туи снова и снова перечитывала, валялась на полу обложкой вверх, похожая на двускатную крышу. Конан Дойл положил ее на столик рядом с креслом и подошел к жене. Туи дышала ровно, волосы ее раскинулись по подушке – сейчас она напоминала доверчивого ребенка. Луиза знала, что он о ней заботится, что нет на свете другого места, где бы ей было бы так же хорошо и комфортно, как в этом жилище, устроенном для нее мужем. И опять Конан Дойл пожалел, что не способен любить ее. Правда, сожаление совершенно неожиданно проснулось в его груди лишь после появления Джин Лекки. К Туи он испытывал всего лишь сердечную привязанность, которой так и не удалось вызреть, чтобы превратиться в любовь, на что он, собственно, поначалу и надеялся. И это вялое чувство под влиянием известия о смертельной болезни Туи в итоге переросло во что-то вроде глубочайшей жалости. А еще его страшно мучило сознание собственной беспомощности, ведь он был не в силах уберечь жену.
Стоя перед больной, он вспоминал истории про рыцарей и плененных принцесс, которые в детстве ему рассказывала мать. Рыцари то и дело совершали подвиги, участвовали в поединках и турнирах… Шпаги со звоном ударялись о доспехи, и честь почиталась превыше всего. Благодаря этим историям самые привлекательные заповеди средневекового рыцарства навсегда запали в его юную душу: защищать слабых, не склонять головы перед сильными и верно служить дамам. И хотя в мире, где ему досталось жить, понятие рыцарства выродилось во что-то вроде обычного спорта, Артур изо всех сил старался следовать благородным заветам прошлого – сперва в отношениях с матерью, потом в колледже, где неизменно защищал самых слабых, и наконец в союзе с Туи, которая в один прекрасный день появилась, чтобы стать его дамой, о чем любой рыцарь мог только мечтать. Когда в йоркширской церкви Конан Дойл произнес свое “да”, чтобы все присутствующие знали, что он любит ее, в душе он дал более высокую клятву: оберегать жену от закованных в черные доспехи злодеев, если они вздумают похитить ее, или от их современных двойников, кем бы они ни были – трактирными дебоширами, хулиганами, авантюристами… Артур многие годы верой и правдой служил этому святому делу и всегда выходил победителем, пока не появился невидимый враг, чьих шагов он не расслышал и кого не мог пронзить своей шпагой, – враг прилетел к ним по воздуху, злобный и бестелесный, чтобы свить гнездо в легких его дамы и погубить ее.
Конан Дойл вздохнул, подошел к окну и бросил взгляд на узкую, поросшую лесом лощину – взгляд короля, довольного покоем, царящим в его владениях. Тут он понял, что Туи проснулась.
– Из этого окна открывается просто восхитительный вид, Артур, – сказала она так, будто муж в своем стремлении окружить ее удобствами и красотой сумел отдать нужные распоряжения самой природе и та покорно подчинилась его властному голосу и поменяла местами луга и горы, чтобы получился именно такой идиллический пейзаж. – Но больше всего меня радует, что и в другом мире я по-прежнему смогу любоваться им, ведь ты сказал, что там все будет в точности так же, как здесь.
– Да, дорогая, – подтвердил он. – Там все будет в точности так же, как здесь.
Артур произнес это не оборачиваясь, чтобы она не увидела горькой складки у его губ, ведь для нее слово “все” включало, разумеется, куда больше, чем этот пейзаж. Но если после смерти все будет в точности так же, как здесь, тогда Туи, он и Джин навечно останутся в плену нынешней ситуации – их любовный треугольник никогда не удастся разрушить. В реальной жизни Туи очень скоро умрет, в этом не было никаких сомнений, и тогда они с Джин смогут любить друг друга не таясь. Однако их любовь станет всего лишь поляной в дремучем лесу бытия, кратчайшей передышкой, продолжительность которой будет зависеть от физической выносливости их сердец, ибо, как только они перенесутся в потусторонний мир, сломанный треугольник восстановится. Возможно, тогда-то Конан Дойлу и придется держать ответ перед Туи, ведь жена из загробного мира через маленькое окошко увидит, что другую он любит так, как никогда не любил ее саму.
