Ждать инквизиторов пришлось долго, известное дело, они любили творить свои кровавые дела в темноте. Лишь ближе к полуночи из тюрьмы вышли трое инквизиторов, сопровождаемые двумя компаньонами для охраны. Уголовное отребье грабить инквизиторов не стало бы, кроме крестов, с них взять нечего, но попытки убийств были, как и убийства. Расправу чинили родственники казнённых, и было за что. На германских землях за год было подвергнуто аутодафе более пятисот женщин, признанных ведьмами. А ведь это чьи-то матери, жёны, дочери.
Александр шагал в отдалении, ему было важно узнать, где квартируют инквизиторы. Конечно, как он сразу не догадался? Аббатство Сен-Жермен-де-Пре на левом берегу Сены.
Довольный, уже за полночь вернулся на постоялый двор. Спал отменно. Цель найдена, дальше предстояло действовать.
Утром проснулся рано, поел плотно, памятуя о предыдущих днях, когда днём не удавалось перекусить. Сразу направился в аббатство. За каменными заборами обширный сад, монашеский корпус, церковь. От главного входа к церкви шли прихожане. Саша стал прогуливаться по саду, держа под наблюдением здание с монашескими кельями. Час ходил, другой, пока из корпуса не вышел инквизитор. Он стал прогуливаться по саду, набираясь сил перед трудной «службой» в тюрьме. Саша следовал за ним, прячась за деревьями. Выждав, пока инквизитор удалится подальше, догнал его. Инквизитор услышал шаги, обернулся. Саша принял смиренный вид, приложил руку к сердцу, склонил голову:
– Святой отец! Добрый день! Хорошая погода для прогулок, не так ли?
– Да, сын мой!
У монаха на лице улыбка. Не знать бы, что у инквизитора руки по локоть в крови, можно подумать – добрейшей души человек. Но у таких душа чёрная, и Саша это твёрдо знал.
– Помоги мне, святой отец!
– Можешь на меня положиться. Надеюсь – ты не еретик?
– Упаси боже! Мне надо встретиться с одним человеком.
– И кто он?
– Жак де Моле!
Лицо инквизитора вмиг изменилось, стало надменным, жёстким.
– Ты просишь невозможного! Он в узилище!
– Я заплачу, хорошо заплачу золотом.
При этих словах инквизитор скривился, как будто надкусил лимон.
– Не всё в этом мире меряется деньгами, мсье! Нет!
Саша обратил внимание, что инквизитор назвал его «мсье», а не «сын мой».
– Тогда ты умрёшь, здесь и сейчас!
Александр выхватил нож, приставил к шее инквизитора. Инквизитор побледнел. Он жестоко пытал людей, отправлял их на костёр, уверенный в своей правоте и благочестии, но сам умереть не был готов. Видимо, не очень верил в загробную жизнь.
– Я сейчас крикну, – просипел он. – И тебя схватят компаньоны.
– Возможно! Но тебе это уже не поможет.
– Нельзя проливать кровь невинного, Господь накажет!
– И это говоришь мне ты? Тебе хорошо спится, святой отец? Не снятся жертвы?
Александр надавил на нож, остриё прокололо кожу, выступила капля крови. Инквизитор вскрикнул, больно стало. Зря Саша говорил ему про жертвы, такого не перевоспитать и не переубедить, это фанатики от веры, твёрдо убеждённые в своей правоте и непогрешимости.
– Убери нож, – отшатнулся инквизитор. – Я согласен.
– Давно бы так!
Александр убрал нож в ножны. В быстрое согласие инквизитора он не верил. Стоит Саше отойти, он поднимет шум. Но и Саша не был простаком. Он приготовился к разговору. Ещё утром купил у хозяина постоялого двора маленькую склянку, наполнил вином. Сейчас он достал её.
– Пей!
– Что это?
Инквизитор смотрел на пузырёк с ужасом, как будто увидел в склянке пауков.
– Это яд, действует медленно, ты обязательно умрёшь в страшных мучениях через три дня. Я привёз его из Венеции.
– Не буду! – упёрся инквизитор.
– У тебя нет выбора. Если поможешь, я дам тебе такую же склянку с противоядием, и ты останешься жив. Поэтому ты будешь беречь мою жизнь, как свою. Пей!
Александр сделал зверское лицо, выхватил нож. Инквизитор с видимым отвращением взял пузырёк, вытащил пробку, понюхал. Пахло вином. Инквизитор знал, что яд чаще всего растворяют в вине. Сделал глоток, выплюнул.
– Так не пойдёт! Или пей всё при мне, или умри!
Поперхиваясь, делая жалостливое лицо, монах выпил всю ёмкость.
– Ну вот, другое дело!
Саша забрал пузырёк.
– Как твоё имя, святой отец?
– Зачем тебе оно?
– Не смеши. Ты проведёшь меня в тюрьму, как же я буду к тебе обращаться?
– Святой отец Антоний. Я проведу тебя, но с ножом тебя не пустят, надзиратели обыскивают посетителей.
– Я его оставлю. Время пошло, помни – у тебя три дня и три ночи.
– Ты умеешь убеждать. Ты не причинишь вреда узнику? Он надобен для допросов.
– У тебя помутился разум? Всего лишь поговорю. Полчаса, час от силы. И ты получишь заветное противоядие.
– У меня уже нет выбора.
Ударил колокол на церкви.
– Полдень! Мне пора.
– Итак, где встречаемся?
– Жди у ворот Консьержери, я выйду. Помни – отныне ты фамильяр, как твоё имя?
– Огюст.
– Фамильяр Огюст.
– Не прощаюсь.
Саша направился к постоялому двору, несколько раз по дороге перепроверялся, слежки не было. Оставив в комнате нож, у хозяина снова наполнил склянку вином, но уже белым. И отправился к тюрьме. Волновался. Всё ли пройдёт гладко? Ведь сам рисковал головой и свободой. А ещё – будет ли от встречи польза? Де Моле мог под пытками помутиться разумом и не узнать Сашу.
Ждать пришлось долго, часа три. Но всё же из ворот показался Антоний, махнул призывно рукой. Саша быстрым шагом подошёл.
– У тебя будет немногим более получаса, пока цензоры будут обедать и отдыхать. Противоядие при тебе?
– Не забыл.
Инквизитора и сопровождавшего его Сашу стража пропустила. Но на входе со двора в здание тюрьмы Сашу обыскали, оружие не нашли и пропустили. По крутой лестнице поднялись на второй этаж. Антония сопровождал надзиратель со связкой ключей в руке. Остановившись у одной из дверей, он открыл замок, распахнул дверь. Антоний, играя роль, сказал:
– Уговори его на признание вины, приложи все силы!
– Всё исполню со рвением, отец Антоний!
Саша вошёл в узкую камеру, едва освещённую маленьким зарешёченным окном. На полу, на охапке истлевшей соломы, лежал Великий магистр. Был он бледен, сильно исхудал, изодранная одежда в пятнах крови. За Сашей с лязгом закрылась дверь. Де Моле, лежавший с закрытыми глазами, то ли в дрёме, то ли в забытьи, открыл глаза, всмотрелся в вошедшего. Саша приложил палец к губам. Магистр кивнул. Саша подошёл. От жалости сжалось сердце. Пальцы на руках опухли, голые ступни в кровавой корке. Магистр перехватил его взгляд.
