Что еще? Виктор стащил с плеч лямки нетяжелого вещмешка и развязал горловину. Чистое белье, выстиранные портянки, носки, полотенце, миска, кружка, ложка. В отдельном футлярчике – опасная бритва и помазок. Еще – зубной порошок, щетка и большой кусок мыла.
«Перебираю вещи, словно потерпевший кораблекрушение», – пришла мысль. Но главным спасательным кругом для Ракитина были, конечно же, документы. С ними он никакой не дезертир, не «подозрительный элемент», а воин Рабоче-Крестьянской Красной Армии! Причем еще и пограничник, то есть опытный, обученный и ценный кадр. В общем, на первое время повезло. А дальше видно будет.
– Эй, Витя, вроде стихло все. Может, пора выбираться?
– Точно, пошли. – Ракитин поднялся, завязал вещмешок и привычно забросил его за плечи. Так же привычно повесил на плечо автомат. – Слушай, а тебя как зовут, а то этот клятый взрыв память вмиг отшиб?
– Ну, паря, ты даешь! – рассмеялся попутчик Ракитина. – Кличут меня Иваном Нестеровым, я из семнадцатого пехотного, восемьдесят первая дивизия. Вместе ж на «полуторке» тряслись, почитай, дня четыре…
– В комендатуру надо.
– Так мы туда и шли, кабы не обстрел этот, ети его…
* * *
В комендатуре Виктора и его попутчика придирчиво осмотрел майор с красными от недосыпа глазами, в измятом кителе. Видимо, здесь, в прокуренном кабинете, он и ночевал на продавленном диване, который явно не вписывался в казенный интерьер.
– Пограничник? Это хорошо. Будете временно зачислены в Отдельную роту гарнизонно-караульной службы. Людей катастрофически не хватает, тем более – квалифицированных специалистов. Все на фронт рвутся, а мы тут вместе с милицией изо всех сил пытаемся не допустить бардака, – не то ввел в курс дела, не то пожаловался майор. – Я выпишу направление, представитесь командиру – старшему лейтенанту Ерохину.
– Есть!
– Ну, а вы, товарищ Нестеров, отправляетесь в запасной пехотный полк, вот направление.
Виктор и его неожиданный попутчик крепко обнялись напоследок. Кто знает, какая судьба уготована им обоим в военном лихолетье длиной, как знал Ракитин, в четыре долгих и страшных года?..
– Прощевай, не поминай лихом!..
* * *
Отдельная рота гарнизонно-караульной службы, сокращенно – ОРГКС, располагалась в длинном одноэтажном доме, видимо – бывшей школе. На контрольно-пропускном посту Виктор предъявил документы такому же, как сам, солдату в серой шинели с зелеными пограничными погонами. В руках у часового был укороченный карабин Мосина.
– Проходи, «погранец», – улыбнулся часовой. – Махорки нема?
– Извини, земляк, не курю.
Старший лейтенант Госбезопасности обрадовался не столько самому неожиданному пополнению, сколько его огневой мощи. Пистолет-пулемет для осени сорок первого года – большая редкость и не меньшая удача! Это оружие было достаточно дорогим в производстве – один «ППД-41» обходился в девятьсот рублей в ценах 1939 года, и это при том, что «одноименный» ручной пулемет стоил чуть более тысячи.
– В общем, старший сержант Ракитин, сейчас отправляешься на кухню, талон на питание я тебе выпишу. Потом занимай койку в казарме, знакомься с ребятами. До семнадцати ноль-ноль отдыхай. А после – определим тебя в мангруппу
[4] на огневое усиление. И давай по-простому. Зовут меня Сергей, если какие вопросы – сразу говори. Обстановка в городе – наипаскуднейшая. Со дня на день будем оставлять Сталино, так что тут по ночам сложно. Диверсантов, недобитков разных, вредителей и дезертиров хватает. А нам нужно обеспечить сохранность социалистического имущества и порядок в городе. Чем лучше сразу будем понимать друг друга, тем легче будет в патруле.
– Есть, товарищ командир. Я все понимаю. Но прежде хотел бы вычистить оружие. А то попал под артобстрел, как бы «дегтярь» мой грязью-то не забился… Да и умыться бы с дороги…
– Мысль дельная! Иди койку занимай. Заодно и оружие почистишь.
Казарма представляла собой типичное временное пристанище полусотни взрослых мужиков. Крепко пахло ружейным маслом, портянками, потом и махоркой. На койках, принесенных в бывший учебный класс, отсыпались красноармейцы. Несколько человек за столом, освещенным керосиновой лампой, писали письма, другие, расположившись на койках, читали или подшивали форму.
У дальней стены горела самодельная буржуйка, длинная коленчатая труба была выведена в окно. Рядом с ней были сложены дрова для растопки. На веревках сушились вещи солдат.
Ракитин припомнил, как в Донецке начиналась вооруженная борьба против современных бандеровцев. Все обстояло точно так же: импровизированные казармы, оружие на стенах в изголовье, пустые пачки и промасленная бумага от упаковок патронов и практически такие же спартанские условия. Только вот компьютеров и мобильных телефонов не хватало.
Поздоровавшись с солдатами и перекинувшись парой слов с дневальным, Виктор занял пустующую койку. Скинул сапоги и поудобнее устроился на сером шерстяном одеяле. Отсоединил круглый дисковый магазин, дважды передернул затвор, проверяя наличие патрона в патроннике, выполнил контрольный спуск, направив ствол в потолок. Быстро и сноровисто разобрал пистолет-пулемет, вынул затвор, разобрал на составные части и его. Вывинтил заглушку в задней части ствольной коробки – короба-кожуха. Вынул возвратно-боевую пружину и направляющий стержень. Разборка-сборка «ППД-41» была даже проще, чем автомата Калашникова.
Виктор усмехнулся собственным мыслям. Там, в его «прошлом-будущем», в двухтысячных годах, разного рода «умники» на интернет-форумах упражнялись в эрудированности по поводу того, что называть автоматом. Формально «дегтярь», который сейчас держал в руках Ракитин, являлся пистолетом-пулеметом – по принципу работы, основанному на отдаче свободного затвора. Но в еще советских книгах о войне везде было упомянуто слово «автоматчики», а не «пистолетчики-пулеметчики». Да и в документах военного времени «ППД-41», «ППШ-41» и «ППС-43» именовались «автоматами». Ракитин помнил, что и в его «прошлом-будущем» пистолеты-пулеметы Шпагина из музейных хранилищ верой и правдой служили ополченцам Донбасса в борьбе против бандеровских фашистов. И не только «ППШ», но и противотанковые ружья конструкции Дегтярева и Симонова, из которых донецкие шахтеры и металлурги били бронетранспортеры под «желто-блакитными» флагами с трезубцем и свастикой. И даже пулеметы Дегтярева «ДП-27». А уж неприхотливых и надежных винтовок и карабинов Мосина хватало с лихвой!
Руки сами выполняли все необходимые операции, включилась так называемая двигательная память. Интересно, что еще он умеет делать так же – не задумываясь, на уровне рефлексов?.. Разборка, чистка и смазка оружия настроили на философский лад. Ракитин наконец-то получил немного свободного времени, чтобы поразмышлять о своей новой судьбе. Кстати, Виктор понял, почему сразу ему в глаза не бросились вопиющие факты неожиданного появления в 1941 году. Для человека гражданского все эти взрывы, неразбериха, артобстрелы были бы чудовищными и необъяснимыми фактами, сразу «навалившимися» на неподготовленный к такому повороту событий рассудок. Но ведь Ракитин воевал уже несколько лет, начиная с самого Славянска!
