— Третья печать уже снята! Я смотрел сегодня по новостям сюжет про еще одну, третью жертву, — сообщил он. — Я лично знал погибшую. Заядлые коллекционеры все друг друга хорошо знают. Альбина Струева хотела приобрести у меня эту трость себе в коллекцию, — Викентий покосился на зажатую под мышкой трость. — Только я не соглашался. Мы с ней общались как-то раз по этому поводу. Она была очень милым человеком и очень целеустремленным. И еще она всегда и во всем полагалась только на себя.
— Я это уже поняла, — вспомнив про то, как легко, в общем-то, та попала к ней домой, пробормотала себе под нос Жанна.
— Как-то раз у нее украли один экспонат, так она сама, даже безо всякой полиции, вычислила похитителя, отыскала и вернула назад украденную вещь. У коллекционеров типа нее часто что-то крадут. Правда, в тот раз она всем представлялась сотрудником полиции и даже подделанное ею же самой удостоверение показывала. В общем, не без авантюризма была баба. Но это уже тонкости. Главное, в итоге преступник был найден и экспонат возвращен на место.
И сразу же после этого Ванин вернулся к разговору о печатях, перед этим, правда, собираясь с мыслями, рубанул обеими руками с зажатой под мышкой тростью воздух:
— После того как пять печатей будут вскрыты и пять невинно убиенных жертв, как сказано в писании, возопят, двери ада распахнутся и один из главных помощников Люцифера, демон Ваалберит, явится в наш бренный мир, чтобы заключить с вызвавшим его человеком сделку, по которой наградит этого индивидуума всем, о чем тот только не пожелает, взамен на его бессмертную душу, — он усмехнулся. — Некоторые считают такую сделку очень даже выгодной!
Решив, что этой информации вполне достаточно, Викентий снова двинулся в сторону лестницы и выхода из метро.
— Да кто же он? — почти что в истерике уже вскрикнула Жанна. — Кто он, этот злоумышленник?
Ей было совершенно наплевать, что обо всем этом подумают находящиеся вокруг нее люди. Впрочем, крик ее тут же утонул в грохоте приближающегося поезда, как, впрочем, и внимание людей тоже сразу же переключилось на это очередное и совершенно тривиальное прибытие.
Викентий от ее крика и в общем от неожиданности вздрогнул, обернулся, крутанувшись на каблуках, и, потеряв равновесие, в бессилии замахал руками.
Он будто боролся с желанием обрести равновесие и желанием немедленно же сообщить имя преступника — и будто бы не мог сообразить, что для него в данный момент важнее.
Открывая рот, словно рыба на песке, он, все еще пребывая в попытке поймать равновесие, сделал шаг назад и тут же оказался на самом краю платформы. Он тщетно пытался ухватиться руками за воздух.
Продолжалось это недолго, всего какое-то одно короткое мгновение, в течение которого Жанна совершенно ничего не могла сделать. Даже если бы она и кинулась к нему на помощь, все равно все, что успела бы сделать, — это только, как в страшном тягучем сне, сорваться с места.
Она так и сделала и при этом, как в тягучем страшном сне, смотрела, как Викентий, все так же бессильно размахивая руками, начал еще больше заваливаться и падать с платформы на рельсы. Бешено громыхавший приближающийся поезд сразу же взревел гудком и осветил упавшего на рельсы Викентия электрическим светом. Трость его от удара об землю тут же вылетела из рук и, закрутившись веретеном, гулко и часто-часто застучала по земле, будто призывая кого-то из черноты тоннеля подземки. И будто вдруг осознав что-то очень важное или увидев перед собой что-то неимоверно страшное, Викентий, глядя в противоположную от поезда сторону, в черноту тоннеля, округлил глаза, даже не пытаясь подняться; да и все равно он не успел бы этого сделать, потому что уже в следующее мгновение прозвучал все еще сопровождаемый гудком и скрежетом тормозящих колес удар, после которого все кончилось, только гремели и скрежетали еще какое-то время колеса останавливающегося поезда да в истерике кричали находившиеся на платформе люди.
Все еще спешившая, как в страшном сне, к тому месту, где буквально только что стоял Викентий, Жанна от потрясения остановилась и закрыла лицо руками.
Она не помнила, как шла по ступеням, как поднималась по эскалатору, как проходила через электрические ворота выхода из метрополитена.
И только когда в подземном переходе ее обдало струей морозного воздуха, Жанна немного пришла в себя. После странного внутреннего оглушения ее снова накрыл волной шум города, после чего вернулись покинувшие ее на время чувства и эмоции. Здесь, в подземном переходе, никто еще не знал, что на станции метро упал на рельсы человек, никто истошно не кричал и не звал на помощь. Здесь все было как обычно, не обращая друг на друга внимания люди спешили по каким-то своим обычным делам. И особенно резко и лирично во всей этой разом накатившей после резкого внутреннего оглушения волне, в голове у Жанны зазвучали струны гитары. В поисках источника гитарной мелодии Жанна недоуменно заозиралась по сторонам и тут же заметила в подземном переходе, перед раскрытым для монет и мелких купюр футляром, играющую на гитаре и поющую какую-то модную песенку девушку в черной косухе и с короткими, как у пацана, черными волосами.
— Ты? — увидев ее, удивилась Жанна.
Тоже уставившись на Жанну, девушка играть и петь тут же перестала.
— А там человек на рельсы только что упал, — показала рукой в сторону выхода из метро Жанна.
Девушка смотрела на нее как-то непонимающе, причем она, без сомнения, в полной мере поняла все сказанное, просто, видимо, не смогла распознать эмоцию Жанны. А говорила Жанна все это совершенно спокойно и совершенно безэмоционально — так, будто рассказывала о начавшемся снеге или дожде за окном.
Снова оказавшись в знакомой уже съемной квартире с винтажными плафонами на потолке, сидящая в допотопном кресле и укутанная в плед, дрожащая от перенесенного в метро нервного перенапряжения Жанна получила из рук девушки чашку дымящегося кофе и короткой улыбкой поблагодарила ее за это.
— Такое ощущение, будто у меня дежавю, — сообщила девушка и спросила: — Ты не помнишь? Ты была точно так же расстроена, когда я встретила тебя на улице позавчера.
— Что ты можешь еще сказать об этом? — согреваясь руками от чашки горячего кофе, спросила Жанна и даже сама удивилась тому, насколько складно она могла изъяснять свои мысли при всем своем внутреннем потрясении и общей усталости.
— Да, в общем, не особо много. Ты просто шла поздно ночью одна по улице и будто бы никого и ничего вокруг не замечала. К тебе даже попытались пристать какие-то гопники, и один из них даже кинул в тебя пустой банкой из-под пива, но ты на них тоже не обратила никакого внимания. Тогда я просто дала понять этим придуркам, что они зря выбрали тебя в качестве жертвы для своих шуток, вызвала такси и привезла тебя сюда. Просто мой отчим умер от инсульта, и я знаю, что это такое, когда человек вроде бы ни на что не реагирует, а сам при этом находится уже в критическом состоянии. И только в такси я поняла, что у тебя никакой не инсульт, а ты просто очень сильно пьяна, и привезла тебя сюда.
