– Он хочет, чтобы к обеду мы переоделись? – громко спросил Вэйн.
– Конечно, он хочет, но я надену бермуды и футболку.
Вэйн тихонько засмеялся.
– Он убьет тебя, Отто.
– Мне бы хотелось. Увидимся позже, – она услышала удаляющиеся вниз по коридору шаги оруженосца.
Брайд откинулась на подушки, с удивлением понимая, что рядом с Вэйном нисколько не беспокоится о своем теле. Хотя должна бы, учитывая, каким красивым было его мускулистое тело. Но нет, ее нисколько это не волновало.
Она чувствовала себя странно, находясь рядом с мужчиной, принимавшим ее всю, со всеми недостатками. Он не пытался ничего изменить в ней. Они с ним играли совсем по другим правилам.
Положив ладонь на его щетинистую щеку, она упивалась красотой этого худого, расслабленного лица.
Но в глубине ее мыслей продолжал шептать отвратительный голос: «Всему хорошему бывает конец».
– Вэйн, ты веришь в вечную любовь?
Он кивнул.
– Когда живешь сотни лет, узнаешь много чего.
– Как понять отличие между любовью и страстным увлечением?
Он сел между ее ногами, потом притянул ее на свои колени и крепко обнял.
– Не думаю, что есть какое-то различие. Полагаю, страстное увлечение подобно саду. Если о нем заботиться и ухаживать, он превращается в любовь. Если им пренебрегать и неосторожно обращаться с ним, он умирает. Единственный способ сохранить вечную любовь – никогда не позволять своему сердцу забыть о том, на что похожа жизнь без нее.
Его мудрость ошеломляла. Брайд откинулась назад, глядя на него с недоверием.
– Звучит впечатляюще, особенно, когда это исходит от мужчины.
– Так всегда говорила Аня. – Скорбь в его глазах заставила сжаться ее сердце.
– Жаль, что я не знала ее. Кажется, она была замечательной женщиной.
– Да, замечательной.
Брайд нахмурилась от некой, пришедшей ей в голову, мысли:
– Разве ты не можешь вернуться в прошлое и навестить ее? Или еще лучше, спасти?
Он положил подбородок на ее голову и погладил по руке.
– Теоретически, да. Но мы не должны. Время – очень тонкая материя, и оно не тот предмет, в который можно слегка вмешаться. Что касается ее спасения, нет. Мойры имеют отвратительную привычку наказывать каждого, кто нарушает границы их сферы влияния. Когда жизнь обрывается, они сильно бесятся, если кто-то расстраивает их планы.
– Звучит так, как будто ты совершил такую ошибку.
– Я – нет. Но я знаю того, кто это сделал.
– Фанг?
– Нет. Я не хочу выдавать этого человека, называя его имя. Судьба есть судьба, и ни один смертный не в состоянии одержать над ней верх.
– Но как мы узнаем, что является нашей судьбой? Останусь я с тобой или нет?
– Я не знаю, Брайд. Мне известен только один человек, кто может дать ответ на твой вопрос. Это Эш, и он не скажет.
В это ей верилось с трудом.
– Эшу сколько? Всего двадцать один?
– Нет, ему одиннадцать тысяч лет, и он мудрее всех, кого я знаю. В прошлом, настоящем или будущем нет ничего такого, что не было бы ему известно. Единственная проблема – он никогда не делится своими знаниями. Чаще всего это сильно бесит меня. Он обычно говорит, что мы создаем наше будущее сами. Он знает, что мы решим прежде, чем мы примем решение, и почему он не хочет говорить нам – выше моего понимания.
– Потому что на своих ошибках ты учишься, – ответила она, поняв причину. – Если ты ошибешься, и все окажется ужасно, ты не сможешь осудить его за то, что он указал тебе, что делать. Точно так же, если все будет хорошо, заслугу в выборе правильного решения ты можешь приписать себе. Хорошая или плохая, но это наша жизнь, с которой мы делаем все, что считаем нужным. Черт, этот маленький монстр сообразителен.
Ее речь рассмешила Вэйна.
– Он не маленький, остальное все верно.
Она ждала от него вопроса о ее решении относительно их двоих, но он молчал.
Вместо этого, он обнимал ее, как если бы просто радовался мгновению.
С одной стороны, Брайд была вполне довольна, а с другой – напугана. Как ей поступить правильно?
Она хочет остаться с ним, но где? Она не волк, чтобы жить среди дикой природы, а он не такой мужчина, чтобы довольствоваться магазином во Французском квартале.
В конце дня Вэйн превращался в дикое, неукротимое животное. Он являлся не просто мужчиной, он был защитником. И волком.
Она отстранилась, вглядываясь в него. Все, чего она желала – просто вот так держать его всю вечность.
Но могла ли она действительно приручить этого человека? И хотела ли она по-настоящему, искренне провести с ним остаток своей жизни, всегда в страхе оглядываясь назад: придут ли его родители или брат Дэр за ними или их детьми?
Это – ужасающая перспектива.
А их часы тикали. Через несколько коротких дней она должна принять решение, которое может сделать их в высшей степени счастливыми, крайне несчастными или…
Оно могло убить их обоих.
Глава 11
Часом позже Брайд в одиночестве спускалась вниз. Для обеда Вэйн «создал» для нее очень милое бархатное платье изумрудного цвета. Он оставил ее в доме Валериуса с Фьюри, а сам отправился в Санктуарий узнать, расскажет ли ему кто-то из находящихся там Охотников-Оборотней о Фанге или может быть отменит его изгнание на время достаточное, чтобы проверить брата.
Достигнув основания лестницы, Брайд нервно пригладила волосы. Она не была уверена в том, чего ждать от вампира, который охотился на даймонов. В отличие от Табиты она никогда прежде не встречала ни одного. А Отто, который мог оказать ей поддержку, покинул дом следом за Вэйном.
Сошедши со ступенек, она обратила внимание, что декоративные накладки со статуй исчезли, и не смогла скрыть улыбку.
Войдя в гостиную, Брайд увидела высокого черноволосого мужчину, стоящего спиной к ней и вглядывающегося во внутренний дворик сквозь окна эркера. Его поза была совершенно неподвижной. Волосы он носил собранными в безукоризненный «конский» хвост и был одет в явно дорогой, сшитый на заказ черный шелковый костюм.
Словно почувствовав ее присутствие, он поднял голову.
Он повернулся, и она застыла.
Этот мужчина был невероятно красив. Черные глаза смотрели с лица, тщательно вылепленного хорошими генами. У него был длинный орлиный нос и губы, крепко сжатые в твердую линию. Без сомнения, он являлся самой впечатляющей личностью из всех, встречавшихся Брайд.
Не удивительно, что Отто устроил ему веселую жизнь. Было слишком очевидно, что у этого человека не имелось никакого чувства юмора, и он относился ко всему очень серьезно.