— Ты совсем все запутал. Как это вообще может тебе навредить?
— Скажи ей правду, Апостолос. Эш вздрогнул, услышав голос матери у себя в голове.
Он взглянул на потолок, ощущая ее присутствие.
— Ты была на удивление молчалива все это время, мама. Почему ты не рассказала мне о своих жрицах?
— А с чего бы мне это делать? К тому же ты знал, что мне нужны люди, которые бы поклонялись мне, чтобы поддерживать мои божественные силы в их теперешнем превосходном состоянии. Или ты думал, что только даймоны оказывают мне почтение?
— Да, он наивно так и думал. Покажи ей журнал, мой сын.
— А если она предаст меня?
— Она всего лишь человек. И я убью ее, если она посмеет причинить тебе боль.
Но он не позволил бы ей этого сделать и прекрасно знал об этом.
— Я не могу, мама. Я не хочу, чтобы она так на меня смотрела.
— А что если она не будет? Что если она была честна и для нее ты никто иной, как друг? Твое прошлое ничего не значит для меня. И Савитару с Сими на него наплевать. Ты должен научиться доверять, хотя бы иногда, Апостолос. Разве ты не думаешь, что она может быть той единственной, которая не станет судить тебя за то, что с тобой сотворили против твоей воли? Дай ей причину забросить Атлантиду. Позволь ей понять.
Ашерон снова посмотрел на Тори, напуганный той мыслью, что она посмотрит на него с тем же сожалением, что и Рисса когда-то. Ему нравилось, что она видела в нем обычного человека.
А с другой стороны, Тори теперь знала, что он бог, а ее отношение к нему нисколько не изменилось. Может его мама была права и он мог довериться ей?
— Ты не можешь постоянно жить в темноте, парень. — Слова Савитара преследовали его. — Рано или поздно, нам всем натянут наши задницы. Но знаешь что, ты все равно будешь улыбаться большую часть времени, даже несмотря на такие повреждения.
Это было правдой. И еще Ашерон осознал одну вещь до глубины души, что физическая боль исцеляется гораздо проще и быстрее, чем душевная.
— Пожалуйста, не обижай меня, Сотерия. — Прошептал он на атлантском.
Почувствовав тошноту от страха, Ашерон решил прислушаться к своей матери. Он вытянул руку и использовал свои силы, чтобы принести свою рюкзак себе в руку.
Тори нервно засмеялась.
— Ты не шутил о своих злых путях, не так ли?
— Не совсем.
Он добрался до самого дна и вытащил последний дневник. Его живот запульсировал от страха до такой степени, что он даже решил, что его сейчас вырвет. Ашерон протянул журнал Тори.
— Я дарю тебе способность свободно прочитать это. Но знай, что делаю я это против всякого здравого смысла и доверяю тебе то, что никто никогда не знал. Никто. Это секрет, за который я готов даже убить, чтобы он таковым и остался. Ты поняла?
Тори сглотнула от угрожающих ноток в его голосе. Что же в нем могло быть такого ужасного для бога?
— Я поняла. — Он поставил свой рюкзак на пол.
— Я схожу в душ, пока ты читаешь.
Тори не шевелилась, пока Ашерон не вылез из кровати. Заинтригованная, она открыла книгу и охнула, когда поняла, что может свободно читать ее, как будто она была на английском. Она знала каждую букву, каждое определение. Это было потрясающе и пока она читала, то представляла сцены так отчетливо в своем мозгу, что казалось, что Тори смотрит настоящее кино.
Сначала в нем описывались интимные и безобидные детали жизни принцессы, пока она не начала рассказывать о своем брате…
Шлюхе.
Эш позволил воде стекать по его коже, пока он сам боролся с болью и злобой внутри себя. Тори никогда снова не посмотрит на него так, как раньше.
Никогда.
Какого черта он послушал свою мать? Ему следовало уничтожить все журналы его сестры.
Я такой говнюк.
Он не мог отрицать правду о себе. Его навсегда преследовало прошлое, которого он совсем не хотел. И в этот момент он ненавидел Эстеса больше всего, чем когда-либо раньше. Этот ублюдок лишил Ашерона всего.
Даже уважения Тори.
Выключив воду, Ашерон вышел из душа и обнаружил, что Тори стоит в дверях и смотрит на него. Стыд и смущение нахлынули на него из-за ее молчания, пока он тянулся к полотенцу, чтобы вытереться. Он уже приготовился к ее оскорблениям и злости.
— Прости меня за то, что я запятнал тебя, Сотерия. Я не имел никакого права.
Одна единственная слеза покатилась по ее лицу, когда она подошла к нему.
Эш напрягся в ожидании ее пощечины или ругани. Он не заслуживал ничего иного и не ожидал ничего большего, чем это. Но когда Тори притянула его в свои объятия и поцеловала, то Ашерон был совсем поражен.
Тори оторвалась от его губ и обхватила его шею руками, прижимая его покрепче к себе, когда весь ужас его человеческой жизни прошел сквозь нее. И мысль о том, что она посмела обвинить его в непонимании того, что значит быть высмеянным и униженным. Слава богу, что она не имела ни малейшего понятия о глубине его горя, когда он высмеивал ее.
Тори не могла говорить из-за избытка чувств, которые комом встали у нее в горле и начали душить. Она была зла и ее сердце просто обливалось кровью.
И в этот момент, Тори поняла, как сильно любила этого мужчину. Более того, слова Такеши теперь обрели для нее смысл.
"Заботься о нем, Сотерия. И помни, что требуется огромное мужество и великое сердце человеку, который не знал доброты, чтобы проявлять ее к другим. Даже самого дикого зверя можно приручить спокойной и нежной рукой."
Тори провела рукой по его гладкой идеальной спине, вспомнив истории его избиений. Они даже не позволяли его спине зарубцеваться, чтобы грубая толстая кожа хоть как-то могла смягчить боль от новых плетей. Все, что с ним сотворили, было таким неправильным…
— Мне очень жаль, что они сделали с тобой, Ашерон… Мне так жаль. — Он закрыл глаза и прижал ее к себе, вдыхая ее аромат.
— Ты не осуждаешь меня за это?
— За что?
— Я. — Он не мог заставить произнести при ней слово — шлюха.
Тори еще крепче сжала его, вспомнив его слова прошлой ночью о том, что он был сломлен. Вот что он имел ввиду тогда. Отстранившись, она обхватила его лицо руками, чтобы он смог видеть ее искренность.
— Ничего не изменилось между нами. Мне абсолютно плевать на твое прошлое, Эш. Правда. Для меня важен лишь человек, который сейчас стоит передо мной.
— Я не человек, Сотерия.
Да, он не был человеком. Он был богом. Могущественным. Смиренным. Добрым и смертельно опасным. Впервые она поняла все блики, которые видела в нем раньше.
— Я знаю. Но если ты думаешь, что твоя божественность извиняет тебя за то, что ты не опускаешь стульчак, то ты глубоко заблуждаешься. — Эш засмеялся, пораженный ее силой и чувством юмора, а не зависимости от ситуации.
