— Ну, у нас тоже это умеют не все, и если отец узнает, мне не поздоровится.
Подземный ход шел от княжеского терема до самой пристани. Дважды они проходили сторожевые посты, и Глеб весь напрягался, готовясь отразить атаку и защитить беззаботно шагающую впереди девушку. Но, как и обещала Бронислава, стражники не заметили их.
Шел долгий северный дождь. Осень, словно большая нахохлившаяся птица, присела на землю Китежа. Но до настоящих холодов было еще далеко.
Они стояли у маленькой лодочки. Пора было прощаться, но у Глеба все не находилось для этого слов. Сказать: «Я вернусь, я хочу тебя видеть снова…» Какое он имел право на эти слова, хотя они и были правдой? Он не распоряжался собой. Он был чужим в этом мире. По большому счету, он вообще не имел права здесь находиться. И он не знал, удастся ли ему выполнить обещание вернуться сюда, но понимал, что сделает все от него зависящее, чтобы отвести беду от этого города, от этой девушки…
— Я постараюсь вернуться, — проговорил он так тихо, что и сам почти не услышал собственных слов.
В предрассветной тишине озеро мерно дышало у их ног как живое существо. Невидимое, оно угадывалось в пространстве по редким всплескам волн и запаху прелой древесной листвы, принесенному ветром с далекого берега западной стороны.
— Тебе пора, — сказала она просто и вдруг сама поцеловала его в сухие растрескавшиеся губы, словно были сказаны все сокровенные слова, словно она знала о них еще до того, как они успевали оформиться в нем в осязаемые образы. Да, собственно, так оно и было.
Лодка долго плыла в холодном пространстве озера, и все это время он видел девичий силуэт у темной крепостной стены, разрезавшей светлеющий горизонт на востоке. Точно таким, каким видел его в своей московской квартире на деревянной дощечке последней страницы Влесовой книги.
7
Полковник Лев Коноплянников, невысокий лысоватый мужчина лет сорока, выглядел усталым и раздраженным. Он руководил учебной базой космических десантников на Земле-2 четвертый год. И все это время дела шли все хуже и хуже. Начать с того, что транспорт с новыми образцами вооружений так и не прибыл. Да и новобранцы появлялись все реже. В конце концов, центр вообще может закрыть базу. Земля-2 располагалась в стороне от звездных трасс.
Командование не ликвидировало базу до сих пор лишь потому, что не желало окончательно утратить контроль над этим участком космоса.
В его возрасте перспектива уйти в отставку означала конец карьере и жалкое прозябание на нищенскую военную пенсию в каком-нибудь из окраинных миров.
Коноплянников раздраженно отбросил папку с очередным отчетом, отослал адъютант-андроида и повернулся к ненавистному компьютерному селектору, на котором зажглась кнопка очередного вызова.
— Ну, что там еще?
— Яровцев час назад покинул Китеж.
— Это новобранец с Земли-1?
— Так точно, сэр.
Коноплянникова доводили до бешенства бесконечные «сэр», вставляемые машиной после каждой фразы, но он ничего не мог с этим поделать — изменить программу компьютера, составленную каким-то свихнувшимся англичанином, было не в его компетенции.
— Хорошо. Введите в защитное поле данные Яровцева. Пусть его примет сержант Викс. В шестнадцать тридцать — ко мне.
— Слушаюсь, сэр!
— Когда-нибудь я найду того, кто сделал эту программу! — проворчал полковник, отключаясь.
Город постепенно отдалялся, и вскоре предутренняя полоса тумана скрыла от Глеба маленькое светлое пятнышко на берегу. Только губы все еще хранили вкус ее поцелуя…
Он греб как во сне. Китеж, возвышавшийся над озерной полосой тумана, казался парящим в воздухе. Все стало нереально, зыбко, как часто бывает перед новым поворотом дороги, когда очередной пласт нашей жизни, отделившись, как сухая чешуя, уносится прочь порывом встречного ветра.
Наконец лодка уткнулась в прибрежный плес Светлояр-озера. Рассвет уже наступил. Погони за ним не было, и Глеб постепенно смирился с тем, что вновь остался один; в конце концов, к этому ему не привыкать.
В Китеже он все время чувствовал себя чужим и сейчас испытывал даже некоторое облегчение. Все было бы совсем просто, если бы не Бронислава.
Влево, почти до самого перешейка, ведущего к Китежу, тянулась священная дубрава, примыкавшая к Анаварскому лесному массиву. В эти ранние часы лес уже наполнился щебетом птиц и возней каких-то мелких животных.
Ничего похожего на учебную базу Глеб по-прежнему не видел, хотя до крестика на его карте, составленной по описаниям Владислава, оставалось всего метров пятьсот.
Лес почти сразу же сомкнулся за спиной, как только Глеб отошел от берега. Возделанные поля, отдельные хутора и дороги, соединявшие их, остались с противоположной стороны озера. Русичи старались избегать священной рощи, с тех пор как появились маги, хотя раньше здесь находилось урочище Дажбога.
Солнце наконец поднялось над вершинами деревьев, и его лучи, пробившись сквозь листву, заставили ее вспыхнуть сотнями хрустальных огоньков, наполнив каждую капельку утренней росы внутренним жидким огнем.
Дерево, которое привлекло внимание Глеба, одиноко стояло посреди солнечной поляны, усеянной цветами, поросшей некошеными травами, способными укрыть человека и напоить его своим дурманящим ароматом.
Из кроны дерева доносился какой-то очень тихий, мелодичный звук. Заинтригованный, Глеб, изменив свой маршрут, подошел ближе.
Теперь звук стал громче, он напоминал звон колокольчика и словно рассыпался по поляне крохотными прыгучими зайчиками. Когда Глеб подошел еще ближе, ветви точно сами собой раздвинулись, открывая его взору внутреннюю часть кроны. Там, в глубине, в вековой тени, что-то было, что-то едва уловимое, как полуденная тень, что-то ускользающее, существующее лишь на грани человеческого восприятия. И вдруг ясный тихий голос спросил:
— Зачем ты пришел, Глеб, тебе что-нибудь нужно?
— Кто ты?
— Я Дафна, дух священной рощи.
— Разве ты существуешь на самом деле?
Кто-то засмеялся там, наверху, словно прозвонил еще один маленький колокольчик.
— Ты можешь предсказывать судьбу?
— Только ту ее часть, которая касается двоих.
— Тогда скажи, Дафна, что нас ждет, будем ли мы вместе с той, что отделена от меня бесконечной чередой лет?
— Ты ведь хотел спросить не об этом. Ты хотел знать, имеешь ли право на эту любовь?
Глеб стоял, опустив голову, как осужденный, ожидающий окончательного приговора.
— Время не имеет значения. Только ты сам можешь дать ответ. Спроси свое сердце… А что касается остального… Будущее туманно, оно так далеко от меня… Но все же я вижу огромный зал, заполненный картинами, другую, но все ту же женщину, положившую руку на твое плечо… Но до этого кровь, много крови и тьмы!
