– Понимаю. У нас с покойной женой тоже был вечный кризис. Я часто ночевал тут, в магазине.
Мария удивленно огляделась – как в этом пространстве можно ночевать, дышать, жить? Перехватив ее взгляд, антиквар смущенно сообщил, что специально держит в подсобке раскладушку.
– Книгу он купил. Дешевая книга, попала ко мне случайно. Издана в семидесятых, небольшим тиражом. А на карту ему не хватило денег, я просил за нее пятьсот евро. Но я пожалел его и снял ксерокопию.
– Пятьсот евро за карту! – присвистнула Мария.
– Это самый старый предмет в моей лавке, – потупился старик. – Хотя я и знаю, что никакой ценности в ней нет. Но посетителям я обычно рассказываю, что на карте зашифрованы координаты клада. Кто знает, может быть, это и правда… Да сами посмотрите! Только аккуратно.
Старик протянул ей пыльную раму. Пожелтевший кусок бумаги он хранил под стеклом.
– Ваш муж не был похож на кладоискателя. Я знаю таких… Они часто приносят мне вещи на продажу. Они все… совсем другие, романтики.
– Что, так много кладов еще не найдено?
– Даже не представляете сколько. В одной только Европе можно обогатиться за одну ночь, если знать места. Не говоря уж о Латинской Америке… К сожалению, мне не приносят настоящие ценности. Не тот калибр у моего бизнеса. Так, старые монетки, медные браслетики, осколки амфор, иногда бумаги. – Птичьи глаза старика жадно блеснули. – И я не работаю с криминалом, с черными копателями. Разроют могильники, порезвятся как стервятники, а мне потом проблемы с полицией не нужны!
– Так что за книгу купил Патрик?
– Был в семидесятые один сумасшедший… Сын миллионера, медийного магната, непутевый молодой человек. Знаете, у тех, кому не надо добывать себе кусок хлеба, часто обнаруживаются странные хобби. Время-то девать некуда. Никому не хочется признаваться, что он живет впустую… И вот этот богатей сначала заинтересовался примитивными культами, собрал несколько экспедиций, даже получил степень доктора философии. Но ничего нового, конечно, не открыл. Потому что кто только об этих культах не писал. Но однажды ему показалось, что он нашел золотую жилу, белое пятно в современной науке и картографии. Какой-то необитаемый остров, на котором никто и никогда не бывал. Он называл его Гром-остров.
– Вы тоже прочли эту книгу?
– Ну конечно! Я продаю только те предметы, история которых досконально мне известна, – даже как будто обиделся старик. – Книга, честно говоря, пустая. И сумбурная. Словно человек свою истерику на бумагу выплескивал. Пляс каких-то историй, непроверенные факты, никакой конкретики. Но тогда, в семидесятые, он собрал две или три экспедиции и отправился искать Гром-остров. Ничего не нашел, но собрал сплетни от местных, которые что-то знали. Честно говоря, всю историю испортили его деньги. Если бы денег не было, может быть, он собрал бы больше информации.
– Почему? – удивилась Мария.
– Да потому что он щедро платил местным! За каждый разговор – столько, сколько иные из них и за месяц не видывали. К нему бежали люди якобы с семейными легендами. А на самом деле всё придумывали, чтобы денег с глупого иностранца срубить.
– Так он нашел этот остров?
– Конечно, нет, – рассмеялся антиквар. – Если бы он отдал свой материал профессиональному писателю, могла бы получиться неплохая художественная книга. Там столько страшных историй собрано. И о кровожадных циклопах, которые охраняют остров, и о древней богине, которая спит в вулкане. Ей надо приносить кровавые жертвы каждую субботу.
– Знаете, а я тоже написала книгу о древней богине, – зачем-то похвасталась Мария.
– Правда? – заинтересовался старик. – Ее издали?
– Да. В небольшом научном издательстве. Но ни славы, ни денег она мне не принесла.
Они тепло попрощались. Мария была немного разочарована визитом, но пообещала при случае заехать к старику на чай и подарить ему свою книгу, хотя почти наверняка знала, что такого никогда не случится. Как большинство северных людей, она была скупа на эмоции и предпочитала не тратить энергию на лишние социальные связи.
Она вышла из магазина, завела свой старенький «фордик» и поехала в туристическое агентство, выкупить бронь. Может быть, это было глупо, но чувство долга словно в спину ее толкало. Она должна полететь на эти острова и убедиться, что с мужем – почти уже бывшим – всё в порядке. После этого она вернется, спокойно подаст на развод, изменит прическу, купит красное платье в белый горошек и улетит на неделю на Сицилию, где заведет мимолетный приятный роман с черноглазым молочником или садовником. Об антикваре Мария забыла практически сразу же.
А вот похожий на птицу старик долго смотрел ей в след. Эта женщина почему-то произвела на него впечатление, несмотря на то, что ни в ее наружности, ни в манере речи не было ничего выдающегося и даже просто запоминающегося. Но старик так давно жил на свете, что умел видеть в человеке его потенциал. То, на что человек способен, даже если ничего такого с ним никогда не произойдет. И в этой бледной блондинке была какая-то внутренняя сила. Как у скандинавских богинь.
* * *
Прижавшись спиной к осклизлой решетке огромной клетки, в которой она оказалась совсем одна, Настя вспоминала лицо Юрия Климентьевича, психиатра, который наблюдал ее уже много лет, почти с самого детства. Его взгляд, пусть и воображаемый, действовал как успокоительное.
Юрий Климентьевич был в профессии так давно, что научился принимать даже самые пугающие фантазии своих пациентов как альтернативную картину мира. Он убедился, что доверие к чужим воображаемым демонам – лучший способ избавления от них. Процесс лечения он видел в попытке примирить этот чужеродный «софт» с реальностью статистического большинства.
Настя, почти всех чужаков принимавшая с холодной отстраненной враждебностью, довольно быстро научилась ему доверять. До появления в ее жизни Юрия Климентьевича у нее не сложились отношения с пятью или шестью врачами – раздражаясь на отсутствие положительной динамики, они пытались убедить родителей Насти запереть девушку в клинике и пичкать ее лекарствами посерьезнее, чем те, к которым она привыкла.
Юрий Климентьевич, казалось, воспринимал ее не бактерией под микроскопом, не медицинским случаем, требующим типизации, а просто интересным собеседником. Их разговоры длились часами – врач расспрашивал и о ее снах, и о мертвых, которые являлись ей с самого детства.
Поэтому сейчас, когда физическая реальность стала еще более пугающей, чем преследовавшие ее образы, Настя изо всех сил старалась собраться и не сорваться. Она знала, что если начнется истерика, она не сможет самостоятельно остановиться. Вот такая странность – у нее был довольно развитый «внутренний наблюдатель», который даже в самые кризисные моменты умел «ловить» и фиксировать ту реальность, в которой у самой Насти никак не получалось утвердиться окончательно.
Настя понимала, что она остается такой спокойной отчасти благодаря порции лекарств, которые сестра заставила ее принять перед выходом из отеля.
