– Получилось! Схватил! Оно… мертвое! – торжествующе воскликнул мужчина.
В этот момент океан вздыбился им навстречу длинной ровной волной, оба ловко вскочили на доски, но Делия краем глаза успела заметить в руках мужчины темный предмет размером с крупную тыкву.
Делия держалась на доске с уверенной непринужденностью, ее друг балансировал с трудом, а в самый последний момент всё же не удержался и кубарем полетел в воду, впрочем не выпустив из рук добычу. Тем не менее оба добрались до прибрежной отмели.
– Ну что там такое? – Делия бросила сёрфборд и подплыла ближе.
– Смотри! Я никогда такого не видел.
Они склонили головы над странным осклизлым предметом. Делия нахмурилась. Она не видела смысла в путешествиях, считая, что и так живет в раю, и лучшего места для такой, как она, в мире не найти. Она полагала, что знает всех обитателей Большого Барьерного рифа – так жительница маленького городка, никогда не выбиравшаяся за его пределы, по звуку шагов может определить, приближается к ее дому молочник, почтальон или заскучавший сосед. Рыбы-бабочки, крылатки, синекольчатые осьминоги, морские коровы, мурены, дельфины, лангусты…
Но она никогда раньше не видела существо, которое с таким восторгом было ей сейчас предъявлено. Странное и необычное – медузообразное бесформенное тело, в самом центре которого располагался единственный глаз. У морских обитателей не бывает таких глаз, обрамленных пушистыми ресницами, желтоватых, с вытянутым зрачком. Такие глаза рисуют мультипликационным рептилиям. У существа были неподвижные щупальца, которые, казалось, произрастали из его туши хаотично, игнорируя законы симметрии. На конце каждого щупальца поблескивал шип.
Необычным было и то, что никто из обитателей рифа не позарился на плоть погибшего создания. Его словно не замечали.
– Осторожнее! – нахмурилась Делия. – Раз это чудо никто не съел, оно, видимо, очень ядовитое.
– Не похоже… Однажды я влетел в стаю медуз, потом неделю провел в реанимации с ожогами почти всей поверхности кожи. А этот на ощупь… как дельфин. Потрогай!
– Я считаю, мы должны вернуться к тренировке, – поджала губы Делия.
– Ты что? А вдруг это великое научное открытие?! Это халатность – вот так оставить существо здесь. Давай позвоним в полицию.
– И что скажем? Мы нашли дохлого осьминога?
Молодой человек даже не слушал ее, всё его внимание было приковано к находке.
– Ты только посмотри, как блестят эти шипы! Интересно, кого он атакует? А для человека он опасен? Ты посмотри, какой глаз! Разве ты когда-нибудь видела такие глаза у рыб?
– Ладно, черт с тобой, – вздохнула Делия, уже смирившись, что тренировку придется завершить. – Давай положим его в мой автомобильный холодильник и отвезем в общество защиты животных. Они сами разберутся, что делать. Может быть, просто выбросят его.
* * *
Люди танцевали, подняв к темному небу изгибающиеся руки. Лица были запрокинуты, а по щекам текли слезы блаженства. В этот момент они чувствовали себя единым существом, многоногим и многоруким божеством, растворенным в радости и сулящим радость. Танец каждого был спонтанным, каждый был погружен в себя и не обращал внимания на остальных, но всё равно все участники церемонии двигались в такт. Это было волшебное чувство единения – не только друг с другом, но и с лесом, островом, горами, всей Вселенной. Это было упоительное чувство. Это было истинное счастье – во всей его торжественной чистоте. Ради этого они и жили в коммуне. Ни одно место в мире, ни одна медитация не могли подарить такое прижизненное блаженство. Каждую субботу они как будто возвращались в обетованные земли Эдема.
Так продолжалось долгие годы. У празднества субботней ночи всегда был один и тот же сценарий. Какое-то время каждый пребывал в этом пьянящем растворении.
Затем Старик поднялся на ноги и произнес слова, которые все знали наизусть:
– И будете вы жить, питаясь блаженством и сладостью. И станет обычный воздух вашим небесным нектаром, и будет обычная вода вашим священным вином. Охранять вас будут смертью вскормленные твари, порожденные богиней специально для того, чтобы никто больше не тревожил ее имени. Никто, кроме вас, тех, кому дарует она торжество благодати. И пройдут века, и будет вам непросто, но все трудности стократно окупит счастье, в котором вы растворитесь без остатка. Но однажды богиня проснется и закружит всех своих преданных слуг на огненной волне. Вы обратитесь в прах, вас пожрет огонь, но это будет желанная сладкая смерть, ваша высшая награда. Только самые верные удостоятся ее огня. Только самые верные доживут до века, когда будет возможно слиться с богиней и стать с нею едиными. И появится однажды дева, которая не убоится войти в огонь. Эта дева будет богиней избрана, ею отмечена, она будет не похожа на всех остальных. Она поднимется на гору в белых одеждах, и лицо ее будет сиять подобно солнечному диску. И каждому из вас подарит она блаженство своей чистоты, каждого благословит своей небесной улыбкой. Нагая дева войдет в огонь. Но не уготованы ей муки мучительной смерти, ибо ее тело будет даровано великой огненной богине. Богиня пробудится и выйдет из жерла вулкана, и обнимет вас всех, и каждого наградит своей благодатью.
Эти слова звучали как прекрасная песня. Никто не вдумывался в их смысл. Никто не думал о том, что та самая женщина в белых одеждах – человек из плоти и крови, что она не выйдет Афродитой из пены прибоя, а однажды появится на острове каким-то будничным путем, что, скорее всего, ее привезут охотники с Большой земли. Что эта женщина, испуганная и уставшая, будет сидеть в клетке, на потрескавшейся горячей земле, которая стала последней постелью для многих других женщин и мужчин, кого угораздило попасть в эту западню. Должно быть, если кто-нибудь поговорил бы с каждым жителем коммуны по отдельности, выяснилось бы, что никто из них, каждую субботу воздевающих руки к черному небу, не верит в существование этой «белой спасительницы».
Но у них не было времени размышлять о гипотетических спасительницах. Впереди была кульминация странного ритуала. То, ради чего они здесь и собрались.
И вот содрогнулась земля, густой серый дым повалил из жерла вулкана. Все собравшиеся не смели поднять головы – лежали на земле точно порабощенные пленники. Для каждого из них в тот момент не существовали все остальные. Да что там – само время перестало существовать, это был торжественный момент встречи с вечностью. Это были роды огненной богини, которую никто из них никогда не видел.
Принимал роды Старик. Только ему было дозволено подойти к жерлу вулкана в тот момент, когда из него извергаются дети богини. Вернее, только он посмел взять это право. Ведь так, по сути, мир и устроен – каждому человеку принадлежит ровно то, на что он сам предъявил права. Не воровато стащил из пространства миллионов вероятностей, а искренне, всей душой уверовал, что имеет на это полное право, что может быть только так. Никому не возбранялось присоединиться к Старику, на острове не существовало на этот счет никаких предписаний и обычаев. Немногочисленные приближенные Старика знали, что в глубине души тот каждый раз надеется, что кто-нибудь отделится от упавшей ниц толпы и последует за ним, встанет плечом к плечу, разделит с ним тяжесть ноши. Огромная корзина, в которую Старик складывал новорожденных, была довольно тяжелой, и он один, аккуратно ступая по камням, нес ее к морю.
