Женщин, которых назначали на роль «невесты вулкана», всегда тщательно готовили к мрачному бракосочетанию. На острове не было ни косметологов, ни парикмахеров, но как будто сама природа делилась с избранницами частью своей красоты. Они умирали прекрасными.
Настя чувствовала себя невестой, которая выходит за короля. Обнаженная, она легла на широкую деревянную лавку в тени раскидистых деревьев. Над нею хлопотали женщины. На лицо нанесли теплую покалывающую смесь, пахнущую болотной тиной. Волосы промыли чистейшей водой из горного источника и заплели в толстую косу, закрепив ее на манер диадемы. Тело долго массировали бруском пчелиного воска, тающего от соприкосновения с горячей кожей. Сильные пальцы женщин размяли ей каждый пальчик, каждую косточку. Настя не стеснялась отдаться чувственной радости каждой клеточкой тела и каждым уголком сознания. Время словно перестало существовать, и когда чьи-то прохладные руки легонько похлопали ее по плечу, она даже удивилась, что придется вернуться в реальность из этого сладчайшего блаженства, похожего на посмертие бодхисаттвы.
Ей на плечи накинули легкую полупрозрачную ткань, белоснежную, как облако. На тыльной стороне ее ладоней с помощью заточенной палочки, которую макали в красную глину, нарисовали причудливые узоры.
– Пора, – сказала одна из женщин.
И все остальные благоговейно расступились перед Настей. Она точно знала, что ей следует делать, хотя никто не посвятил ее в подробности и не рассказал о том, что у действа есть какой-то регламент.
Настя легко поднялась с лавки и пошла вперед – босиком по растрескавшейся земле. Остальные последовали за ней, несчастной королевой, держась на почтительном расстоянии.
Но Настя несчастной себя отнюдь не чувствовала. Наоборот – каждая клеточка ее тела как будто ожила и распустилась в вибрирующем ожидании чуда. Кровь стала похожей на сладкую газировку. Хотелось петь и танцевать, походка была легкой, словно она не ступала по глине, а легко и свободно парила над ней. Не пафосное ожидание особенной участи, не затянувшаяся мрачная игра, не иллюзия всемогущества – нет, Настя правда впервые в жизни чувствовала себя на своем месте.
У каждого человека есть свое предназначение. Так ей сказала пожилая женщина, лицо которой давно стерлось из памяти. Много лет назад они сидели на тесной московской кухоньке, над чашкой крепкого кофе, в гуще которого та женщина, подслеповато щурясь, разглядела ее, Настину, судьбу.
Никто не проводил ей экскурсию по острову, но она точно знала верный путь. Это произвело впечатление на ее сопровождающих – Настя уверенно пришла к холму, уверенно нашла нужную тропинку и начала легко подниматься, при этом с ее лица не сходила улыбка, а дыхание оставалось ровным. Люди шептались за ее спиной, и это настроение – предвкушение чуда, «предсчастие», газированная горячая кровь – передалось и остальным.
На вершине холма уже было все готово для церемонии. Взметнулись вверх чьи-то смуглые руки со старым бубном, однако Настя сделала предупреждающий жест: не стоит, мол, мне нужна тишина.
Женщин, которых готовили к священному огненному бракосочетанию, никто обычно не слушал. Они, конечно, не были «мясом», в них теплилась надежда на спасение, о сути которого никто из живущих на острове никогда не задумывался. Но «невесты» не были и ровней тем, кто десятилетиями топтал эти черные земли. Их воспринимали не как людей, а как ритуальные атрибуты – вот котел с травами, вот бубен, а вот девушка, которая вскоре полетит вниз и уже не вернется.
Но с Настей с самого начала все было по-другому – это она управляла церемонией, это она, появившись на горе, заставила всех склонить головы в почтительном приветствии, это от ее рассеянного взгляда по темной от загара коже побежали мурашки.
К ней приблизился Старик, но Настя осадила и его – что с точки зрения неписаных законов острова считалось недопустимой дерзостью. Старик хотел ей что-то сказать – напутственное ли слово, дать совет, но она не пожелала слушать. И Старик подчинился, на его лице было такое же благоговение, которое испытывали все, кого он называл братьями и сестрами. Впервые в жизни он, кажется, действительно уверовал в то, что огненное бракосочетание, которое он столько раз пытался устроить, которое погубило столько душ, возможно.
Старик был на острове единственным человеком без прошлого. Он ничего не помнил о том, что было до того, как он попал на эти земли. Может быть, он здесь родился, однако годы детства в его памяти тоже не сохранились. Он не помнил лиц своих родителей, он не помнил себя мальчишкой. Он даже не смог бы ответить ни на один вопрос про Большую землю, то ли правда никогда на ней не был, то ли остров, точно едкая кислота, вытравил его память. И это был не добровольный сознательный отказ, не инициирующий переход через некую черту – нет, когда он был помоложе, то пытался пробудить в себе какие-то воспоминания, но так и не смог.
В воцарившейся абсолютной тишине Настя подошла к краю вулкана. И загудела под ее ногами земля, как будто звала ее присоединиться к Вечности. Все мы родились из земли, все мы в нее вернемся.
На самом краю она ненадолго задержалась. Как будто очнулась и на секунду сбросила с себя торжественное предвкушение, которое плотным покрывалом помутило ее рассудок. Перед глазами пронеслась вереница лиц – мама, отец, бабушка Софьюшка, сестра, с которой они всю жизнь друг другу сочувствовали, психиатр, девушка по имени Тау со спутанными немытыми волосами и льдинками в раскосых глазах, Старик, давно покойная Тетьфрося на своей крохотной, пропахшей кофе кухоньке.
Что-то внутри нее скомандовало: «Пора!» – и Настя без страха и волнения сделала шаг вперед. За ее спиной остался весь мир, а впереди был только огонь – оранжевый, с ослепительно золотыми пятнами, плавящими глину и камни. Настя летела в эту бездну, раскинув руки, и, кажется, прошел миллион лет, прежде чем она, не чувствуя боли, ощутила растворенность и слияние, solve et coagula. Она уже ничего не чувствовала, но точно знала, что случится дальше. Взметнутся из-под земли фонтаны пламени, сотрясется гора, густое облако едкого пепла зашторит высокое экваториальное небо.
И мир закончится.
И все, кому исполненное или безнадежное предназначение выписало билет на остров Смертушкин, проснутся.
* * *
Мария очнулась с колотящимся сердцем. Ее любимая льняная простыня пропиталась потом – хоть отжимай. В висках стучало. Неужели паническая атака? Так странно, у Марии всегда были крепкие нервы. Ее лучшая подруга несколько лет не могла пользоваться лифтами: как только она оказывалась в кабинке, ее начинала бить мелкая дрожь, мысли путались, а сознание затмевало предвосхищение смерти, которая где-то рядом, прямо тут, в тесной кабинке. Подруга начинала задыхаться и плакать, а иногда и кричать, как будто в ней просыпалась маленькая девочка из далекого прошлого. Потом она нашла грамотного психотерапевта и за два с небольшим года избавилась от этой странной реакции (а заодно и решилась уйти от давно опостылевшего мужа, поменяла работу и нашла в соседнем городе своего биологического отца, которого до того ни разу в жизни не видела). Мария слушала ее рассказы и не верила, что такое бывает. Неужели возможно, чтобы взрослым и неглупым человеком с таким диктаторским нахальством командовало бессознательное?
