Все лицо сатрианца было обезображено ужасными шрамами. Кроме того, отсутстовала половина носа, отчего лицо было похоже на череп с двумя дырками посередине. Голову украшала копна ярких светлых волос, а светящиеся лихорадочным блеском глаза были по-волчьи желтыми.
– У тебя есть имя? – строго спросил Роупер, проигноривовав дерзкую реплику.
– Гарретт Эотен-Дрейфенд из Эсканкистера.
Сатрианец произнес это с таким выражением, словно Черный Лорд уже должен был его знать. Но имя Роуперу не показалось знакомым. Из саксонского языка он знал слово «дрейфенд», означавшее «охотник», но «эотен» перевести не смог.
– Я возглавляю личный отряд Белламуса.
– Что за глиняные тарелки вы на себя нацепили? – попытался оскорбить его Роупер.
Краем глаза он заметил резкий взгляд, брошенный на него Греем.
Гарретт вдруг расхохотался жутким смехом плохо контролирующего себя маньяка, отчего волосы на затылке Роупера зашевелились.
– Ты должен знать, – ответил сатрианец на своем тяжелом анакимском.
Роупер повнимательнее вгляделся в кремовые пластины, покрытые ржавыми пятнами. Они что-то смутно ему напомнили, и он уже был близок к тому, чтобы догадаться, но Гарретт заговорил снова:
– Я привез послание от Белламуса.
– Говори.
– Он идет на Харстатур – на ваш священный перекресток в горах. Он говорит, ты должен быть там же, чтобы еще раз сразиться за Черную Страну.
– На Харстатур? – переспросил Роупер, не веря своим ушам. – Но почему именно туда?
– С тобой он готов воевать где угодно, – ответил Гарретт. – Даже там, где ты сам себе кажешься сильнее.
Гарретт обнажил белые зубы в улыбке и отвернулся от задумавшегося Роупера. Сатрианцы неспешно расселись в седла. Гарретт протянул руку к одному из своих людей, и тот тут же вложил в нее копье с длинным наконечником.
– Думаю, тебе знаком этот клинок, – сказал Гарретт, осторожно опуская копье перед Роупером – но так, чтобы тот не подумал, что он ему угрожает.
Роупер посмотрел вниз и почувствовал, как по спине пробежал холодок.
Это был Сверкающий Удар.
Меч отца. Роупер узнал его по контуру и по тому, как ярко сверкнуло лезвие из Злого Серебра. Вставленное в мощную ясеневую рукоять с лакированным стальным раструбом и насаженное на длинное древко, оно превратилось теперь в наконечник копья, которым пользовался этот огромный сатрианец. Роупер посмотрел на Гарретта и увидел, что тот вновь скалит зубы в ухмылке. В сочетании с широко расставленными полубезумными глазами и отрезанным носом улыбка окончательно превратила его лицо в череп.
– Вы называли его Сверкающим Ударом, – сказал Гарретт. – Теперь его зовут Геофонфир.
– Это твое оружие? – спросил Роупер, перейдя на саксонский.
– Да.
– Надеюсь встретить тебя на Харстатуре.
Гарретт расхохотался.
– Взаимно.
Он нахлобучил шлем обратно на голову, сделал издевательский поклон, притворно-учтиво взмахнув руками, и тут же пустил коня в галоп, рванув через туннель Великих Врат. Его спутники последовали за ним.
– Это приманка, милорд, – немедленно сказал Грей. – И этот человек, и его оружие, и доспехи. Они сделали все, что могли, чтобы заманить вас на Харстатур.
– А почему мы должны отказываться? – спросил Роупер рассеянно.
Его мысли были все еще заняты броней. Она казалась такой знакомой…
– Может, хотя бы потому, что нас позвал туда Белламус? – предположил Грей.
– Плевать! – вмешался Текоа. – Если он хочет встретиться с нами на Харстатуре, то пусть будет так. Мы вскроем панцири этих раков!
Роупер резко посмотрел на Текоа.
– Это доспехи!
– Анакимские кость-панцири, – мрачно сказал Грей. – Выломанные из тел наших мертвых.
Роупер потерял дар речи. В этом, конечно, присутствовал свой циничный смысл. Костяные пластины были легче и тверже стали. Кроме того, пластины станут производить на анакимов самое удручающее впечатление, как только они увидят их в битве. Но все равно – то, что сделали сатрианцы, казалось за гранью добра и зла. Носить на себе кости мертвых благородных легионеров как доспехи! Даже думать об этом было горько.
– Я согласен с Текоа, – сказал Роупер злобно. – Плевать. Мы идем на Харстатур.
Выход легионов был назначен на следующий день. Теперь у них была конкретная цель и враг, которого, казалось, не интересовало ничего, кроме их полного уничтожения. Поэтому Роупер решил дать воинам ночь на то, чтобы как следует подготовиться и попрощаться со своими семьями и домами.
Весь день накануне выступления в крепости царила мертвая тишина. Все понимали, что победят они или проиграют, но далеко не каждый вернется домой через Великие Врата. Многие из жен, что готовили сейчас экипировку для своих мужей, в ближайшие недели услышат стук в дверь. Это придут вестники, которые расскажут о том, что их мужья и отцы их детей отдали жизни за свою страну. Как от мужчин ожидали, что они примут свою судьбу с недрогнувшим сердцем, так и их женам предписывалось принимать страшные вести с достоинством, присущим гражданам Черной Страны.
«Мы победили?» – вот главное, что должно было интересовать их в этот момент.
И если ответ будет «да», как часто случалось раньше, то женщина должна будет ответить: «Что ж, я рада». Но если она уже не в силах справиться с горем, то просто: «Хорошо».
Затем дверь захлопнется…
Кетура собирала снаряжение Роупера точно так же, как тысячи других жен готовили оружие и доспехи для своих мужей. Она раскладывала все на одну из оленьих шкур, лежащих на полу. Первым делом, конечно, Холодное Лезвие. Оказалось, что Кетура прекрасно знала, где хранил его Роупер. Рядом с Холодным Лезвием – длинный кинжал, которым он сможет воспользоваться, если вдруг потеряет в бою меч. Потом рабочий нож с односторонним лезвием для резки продуктов, тканей и дерева. Затем топор, полотно пилы, лопата, медицинские принадлежности в рулоне из воловьей шкуры и два меха для воды. Рядом с инструментами она положила стальную кирасу с залатанными пробоинами, полученными в битве в затопленной пойме, от которых теперь остались лишь слабые контуры. Кираса сверкала. Обычно Роупер сам следил за состоянием своего снаряжения, но сегодня Кетура не хотела, чтобы он напрягался, – поэтому самолично отполировала сталь мелким песком до яркого сияния, в довершение как следует натерев маслом. Возле кирасы – нижнюю рубашку из мягкой кожи и кольчужную юбку, которые он наденет под сталь. Затем латные рукавицы и кожаные перчатки под них; воловьи сапоги, укрепленные стальными полосами в области голеней и икр; а также войлочный подшлемник с отверстием на затылке – для того, чтобы просунуть в него хвост из волос. Наконец, на шкуру лег шлем из Злого Серебра, когда-то принадлежавший Кинортасу – с настолько остро отточенным гребнем, что на него было даже страшно смотреть.
