Кроме того, у них были собственные слова, значения которых было сложно понять уже сатрианцам. Например, слово, обозначавшее незнакомого человека, которого, как вам могло показаться, вы уже встречали раньше; или слово, описывающее то ощущение, когда вы пытаетесь что-то вспомнить и не можете; или слово, означавшее состояние, когда что-то хорошее подходит к концу; или слово, описывающее особый грех – когда короткий срок ставится выше долгосрочной перспективы; или слово для сильного ветра, превращающего ветви деревьев в бьющиеся друг о друга погремушки; или слово, выражающее чувство ностальгии, инициированное знакомым запахом; или слово для ощущения отстраненности от того, с кем когда-то вы были близки.
Анакимское слово «слуга» несло однозначно положительный смысл. Слово «пэры» означало что-то вроде «товарищи». Слово «лорд» было тесно связано с понятием «отец», а «леди» ассоциировалось с «матерью», и оба являлись синонимами выражения благодарности. В эти понятия анакимы вкладывали не самоуничижительную почтительность, свойственную сатрианцам, а скорее – чувство признательности.
Белламус узнал шесть разных слов, раскрывающих понятие «поток»; четыре слова, применяющихся для описания силуэта дерева; семь – характеризующих различные степени трудности путешествия. Но самым интересным открытием стал термин, означавший «слово, которое приятно произносить»: эвлалаик.
Он прибыл на север с длинным перечнем интересующих его вопросов, но Черная Страна ответила лишь на немногие из них. Вместо этого она сама задала Белламусу вопросы и вытащила из него ответы силой.
Чего он боится? Что заложено в сатрианцах? Как ведут себя мужчины, оказавшиеся в безнадежном положении? Насколько правильны сатрианские идеалы красоты? Что есть истина? Благородство? Честь? Бог?..
Белламус решил остаться в северном Сатдоле. Частично это было вызвано необходимостью убедиться в том, что мстительные легионы не перейдут через Абус. Но на самом деле он опасался гнева короля Осберта. Белламус предпринял громадные усилия, чтобы организовать еще одно вторжение сразу после предыдущего, и пообещал то, что обещать не стоило. И теперь лучше всего держаться от короля подальше.
Легионы в самом деле пришли на юг, но только для того, чтобы доставить сатрианскую армию домой. Пятьдесят тысяч голов, надетых на те самые пики, которые сатрианцы бросили на поле боя, были водружены на Сатдольском берегу Абуса. Пики с головами были воткнуты в землю через каждые четыре ярда,
[56] и их числа хватило, чтобы ряд растянулся от одного побережья Альбиона до другого. Стаи воронья немедленно обнаружили их и затеяли пир, разрезав остров пополам черной каркающей стеной. Белламус видел это собственными глазами. Он и Гарретт, в сопровождении Сте́пана и полудюжины Панцирных Раков, сидели на конях и смотрели с холма на Абус, на берегу которого стояли пики с головами. На северном берегу не обнаруживалось ни малейших признаков присутствия анакимов.
– Это еще не конец, – произнес Белламус. – Они придут на юг, Гарретт.
– Они слабее анхерийцев, – кратко ответил Гарретт.
– Анхерийцы – их дальние родственники, – задумчиво сказал Белламус. – Тем не менее я нахожу анакимов бесконечно более опасными. У них есть свой взгляд на долгосрочность, которым ни мы, ни анхерийцы не обладаем. Имея правильную мотивацию и правильного лидера, они могут устремиться к единой цели. А мы своими руками дали им и то и другое.
– Правильного лидера и правильную цель?
– Именно. При этом анхерийцы могут стать их естественными союзниками. Если анакимы пойдут на юг, на нас может напасть еще и Гогмагог.
– Больше всего на свете я мечтаю сразиться с Гогмагогом, – ответил Гарретт.
– Не сомневаюсь, что это значительно увеличит твою и без того немалую славу, – заметил Белламус.
– А также с Прайсом Рубенсоном. – Гарретт медленно вздохнул. – Быстрее его я еще никого не встречал.
– Поверь, ты встретишься с Прайсом еще раз. Но у анакимов есть и другие могучие бойцы, сразиться с которыми тебе было бы небезынтересно. Например, Леон Калдисон – еще один великий герой, или Вигтр Быстрый – лучший из всех, по моему мнению. Ты очень силен, но нам нужно готовиться к другому уровню ведения войны. Мы должны найти способ уравновесить наши возможности с анакимскими. В настоящее время качество их солдат неизмеримо выше.
– Мы начали войну, в которой невозможно победить, – мрачно ответил Гарретт.
– Нет. Мы покончили с миром, под который маскировалась ложь… Ложь о том, что когда-нибудь мы сможем с ними ужиться. – Белламус бросил быстрый взгляд на державшегося позади Сте́пана. Рыцарь, незаметно для Гарретта, положил руку на рукоять меча. – Вернее, с этим миром покончил я.
Гарретт медленно обернулся и посмотрел в лицо Белламуса.
– Что значит: «с миром покончил ты»?
Белламус любезно улыбнулся в ответ:
– Главное, что следует понимать про анакимов, Гарретт, заключается вот в чем: они воинственны настолько, что это вредит даже им самим. И только битвы помогают сдерживать их популяцию в разумных пределах. Они живут так долго, что рано или поздно сравняются с нами по численности – даже несмотря на то, что размножаются медленнее. Остановить этот процесс может только война. – Гарретт нахмурился, и Белламус обернулся к неприветливым землям, видневшимся за рекой. – К пониманию этого я пришел несколько лет назад. В Эребосе я обошел всю границу с анакимами, и нигде не видел мирной жизни. Мы слишком разные, слишком много между нами взаимных подозрений и разногласий. Теперь мы более многочисленны, но это ненадолго. Чем скорее начнем эту войну, тем больше будет шансов в ней победить. И я ее начал.
– Нет, не ты, – возразил Гарретт. – Они стали делать набеги на Сатдол. И это вызвало Гнев Господень: наводнение, чуму, небесных змей… Вот почему началась эта война.
– А почему анакимы стали нападать на юг? Потому что я напал на них первым. Вернее, мы, – поправился Белламус, обведя рукой Панцирных Раков. – Мы провоцировали их, и они ответили. Наводнения были всегда. И чума была всегда. Они случаются чуть ли не каждый год. Огненные змеи стали приятной случайностью, но именно я заплатил священникам, чтобы они объявили их признаками Господнего Гнева за то, что анакимы ступили на нашу землю. Я знаю короля, Гарретт. Его пугает нечестивость северных демонов. Оставалось только направить этот страх в нужное русло.
Гарретт, кажется, не замечал того, что Панцирные Раки придвинулись к нему ближе.
– Я слышал, при дворе короля Осберта ты призывал к осторожности, – с подозрением произнес Гарретт, – и что на вторжении настояла королева Арамилла.
Не желая раскрывать сразу все, Белламус проигнорировал упоминание о королеве.
– Да, я призывал к осторожности, – согласился он, – поскольку не хотел, чтобы мое вмешательство кто-нибудь обнаружил. К тому же я был против того, чтобы поход возглавлял граф Уиллем, но этот вопрос легко разрешился в самом начале.
