Кроме пушек и огнеметов свои позиции занимали баллисты и противоосадные луки с заготовленным заранее запасом стрел.
В дополнение были расставлены и заряжены «дископлюи» – механизмы, способные швырять заточенные стальные диски в боевые порядки неприятеля, производя чудовищные резаные раны.
Наверх стены было поднято огромное количество корзин со стрелами. Рядом были сложены кучи из кусков колотого камня, чтобы в случае штурма кидать их вниз.
Беженцы по ту сторону Внешней Стены, услышав все эти приготовления и решив, что приближается вражеская армия, разбежались кто куда. Граждане же Хиндранна, видевшие своими глазами легионеров, выстраивавшихся на улицах, и оружие, в огромных количествах доставляемое к Внешней Стене, спешили как можно скорее добраться до своих домов. Если бы рядом стояла армия сатрианцев, то в таких приготовлениях не было бы ничего необыкновенного, но каждый прекрасно знал, против кого будет направлен весь этот арсенал. Гражданам было известно, что сюда приближается Роупер вместе со своей побитой армией. Все хиндраннцы были уже наслышаны о страшном разгроме на Гитру и о том, что Роупер вскоре будет объявлен врагом государства. А оказаться вне закона – что может быть страшнее? Стать изгоем, чье тело будет уничтожено так тщательно, что не сможет потом восстать из мертвых, когда из песков на востоке придет Катастрофа. В любом случае – при конфликте между Волком и Диким Котом лучше всего держаться подальше от обоих…
* * *
Призрачные фигуры спешили по улицам – слишком озабоченные, чтобы обращать внимание на двух женщин, сидевших в садике возле одного из домов под развесистым боярышником. Та, что была повыше, прислонилась спиной к стене дома. Другая – маленького роста – приникла к стволу дерева. В наступающих сумерках зеленые глаза высокой женщины будто светились, когда она провожала взглядом проходящих мимо людей. На улицах в основном были женщины. Они несли в свои дома доски, гвозди, уголь, топоры и мешки с сухофруктами, то есть все то, что понадобится для подготовки к предстоящей осаде. Их мужчины уже находились в полном боевом облачении на своих боевых постах.
При осаде существовала негласная, но освященная временем традиция – если атакующей армии удавалось сломить оборону и ворваться в цитадель, она имела полное право спросить с тех, кто скрывался внутри. Если Черный Лорд каким-то образом прорвется сюда силой, то ярость его солдат будет огромна. И почти неминуемо они сорвут злобу на своих собственных домах, выставивших против них пушки и огнеметы.
– Столько страха… – заметила высокая женщина.
Ее маленькую компаньонку звали Гламир, она работала в доме Текоа в качестве служанки.
– Нам надо зайти внутрь, – ответила Гламир, даже не обернувшись к Кетуре. – Что, если за вами придет Уворен?
– В настоящий момент у капитана Гвардии есть куда более серьезные заботы. Но он обязательно придет, когда разделается с моим мужем. И закрытая дверь его не остановит. – Кетура закатила глаза. – Это будет очень утомительная беседа.
Кетура не думала ни об Уворене, ни о своем муже. Она особо не думала даже об отце, будучи уверенной в том, что тот наверняка найдет свой собственный способ выжить.
Она думала о своих друзьях – о тех, кто шел сейчас вместе с Роупером. Или уже не шел – ведь они оказались вместе с ним в той жуткой битве у моря и там, возможно, пали. Но кто-то должен был выжить! Они все были очень хорошими. До войны она часто проводила с ними время – смеялась над общими шутками или делилась сплетнями. Кетура привыкла к их особому интересу к себе. Они постоянно пытались ее очаровать или чем-нибудь удивить. Они делали ей милые подарки или, напившись, приходили под окна дома Текоа и начинали горланить песни. Не раз Текоа, надев могучий плащ легата и сделав грозное лицо, вихрем выбегал на улицу и ввинчивался в толпу собравшихся зевак. В своей грубой манере он требовал немедленно убрать с глаз долой воющего мерзавца, пока он не отрубил у каждого из собравшихся по яйцу и не сварил из их тестикул мыло. Что характерно – как бы ни был суров и грозен Текоа в такой момент, в глазах его всегда сияла гордость…
Как они поведут себя – эти хорошие люди, если сумеют прорваться через воинов, стоящих на стенах, и пробиться на улицы? Она была почти уверена, что ее друзья придут к ней и постараются защитить от неизбежного хаоса и от тех солдат, которые станут преследовать менее достойные цели. Но возможная альтернатива не выходила у нее из головы. Может случиться и так, что мысли прорвавшихся в крепость окажутся заражены насилием. Ее не столько пугало возможное появление распаленного яростью незнакомца, который станет пытаться проломить ее дверь, сколько то, что этим человеком может оказаться и ее друг. Или, скорее, пустая человеческая оболочка, которая была когда-то другом, а теперь превратилась в целеустремленное орудие, с каждым шагом сеющее вокруг себя смерть. Она уже видела, как менялись некоторые люди после великих сражений. После ужасов, которые они пережили, их было трудно узнать. Существа с безнадежно помутившимся сознанием – без эмоций и осознания себя – они смотрели на нее широко открытыми, но пустыми глазами. Она жалела их, но в то же время боялась. Теперь ей становилось страшно при мысли о том, что точно такие же существа появятся на темных улицах перед ее домом или, того хуже, попытаются в него войти. А что произойдет с ее друзьями, если суровые обычаи ее страны поставят их вне закона, она даже не хотела знать…
– Вы слышите? – внезапно спросила Гламир.
Кетура прислушалась. Вначале она не могла разобрать ничего особенного: все то же шуршание обитых кожей башмаков по камням мостовой; пара курлыкающих вяхирей
[33] в ветвях над головой; шелест последних опадающих под ветром листьев; тихое журчание ручья, пересекавшего улицу…
И тут она услышала совершенно другое: слабую ритмичную дрожь, ощущаемую, скорее, животом, а не ушами. Дрожь поднялась по телу, прошла через легкие и достигла горла.
Кетура взглянула на свою компаньонку.
– Я чувствую.
Люди, проходившие по улице мимо двух женщин, начали останавливаться и прислушиваться, настигнутые тем же чувством. Они озирались на стены крепости и вглядывались в бледно-лиловое небо. Тихие разговоры прекратились. Листья на деревьях стали вздрагивать, а камни подпрыгивать под воздействием тяжелой ритмичной поступи далекой армии, шагающей в ногу. Прохожие стали переглядываться, многие впервые замечали сидящую в тени Кетуру и наталкивались на ее пристальный взгляд. Вода в ручье пульсировала волнами.
Затем оцепенение спало, и суета на улицах усилилась. Слева и справа от Кетуры захлопали двери, и, спустя несколько мгновений, на мостовой не осталось ни души.
Кетура взглянула на компаньонку и грустно улыбнулась. Та сочувственно посмотрела на нее в ответ.
– Надеюсь, ваш отец вернется с триумфом, Тур.
Кетура отвернулась.
– Я тоже, – ответила она. – Но, кажется, это невозможно. Спасибо тебе, Гламир. Твоя воинственность не дает мне раскиснуть.
