– За таверной я видел амбар. Там есть где привязать пару веревок?
Наблюдавшая толпа дрогнула, и краем глаза Белламус заметил, как судорожно дернулись арестованные.
Хозяин таверны выглядел растерянным.
– Думаю, да, – осторожно ответил он.
– В амбар, – коротко приказал Белламус, махнув рукой.
– Сэр? – вскрикнул один из арестованных дрожащим голосом.
По толпе прошелестел негромкий ропот, и Белламус повторил приказ:
– В амбар!
Ошеломленные арестанты двинулись вперед, подталкиваемые в спины своими конвоирами. Позади тихо следовала оцепеневшая толпа.
Потолок в амбаре был низким, но распорка между двумя изогнутыми столбами, поддерживающими балку крыши, вполне могла послужить виселицей. Рядом со входом лежала свернутая в бухту грязная веревка. Белламус поднял ее, размотал и разрезал пополам. Арестованные, уже со связанными за спиной руками, были немедленно втолкнуты внутрь. В дверной проем заглядывала толпа, быстро увеличивавшаяся по мере того, как распространялись слухи о происходящем. Сте́пан протолкнулся в амбар и встал рядом с Белламусом.
Толпа притихла, когда выскочка связал на конце каждой веревки по узлу и перекинул их через распорку. Свободные концы веревок он привязал к нижним балкам. Затем своими собственными руками Белламус сделал две петли. Увидев его приготовления, арестованные попытались заговорить.
– Что?
– Господин!
– Это всего лишь куры, господин, мы можем заплатить!
Белламус ничего не ответил. Он взял два грубо сколоченных табурета и подставил их под петли.
– Сюда! – коротко приказал он.
Подталкиваемые конвоирами, арестованные пошли вперед, еле передвигая ногами. Когда их ставили под петли, обоих била крупная дрожь. Белламус понимал, что конвоиры не верят в то, что он осуществит свою угрозу, и только потому подчиняются ему так охотно.
Ощутив на шее затягивающуюся петлю, рыжеволосый внезапно расплакался, оросив слезами бороду.
– Простите, господин! – завыл он. – Мы просто хотели есть. Простите!
Хозяин таверны не выдержал и шагнул вперед.
– Я возьму компенсацию за кур, – сказал он, пока Сте́пан прилаживал вторую петлю на шее солдата со впалыми щеками. – В том, чтобы вешать этих людей, нет никакой необходимости.
– Само собой, ты получишь компенсацию, – ответил Белламус, – но мои люди не только украли твоих кур. Они ослушались моего приказа.
Кто-то из толпы заметил, что один из арестованных – рыцарь, а Белламус не имеет права вешать рыцарей.
Белламус резко повернулся к рокочущей толпе.
– Слушать всем! – зарычал он. – Ни один из вас не добрался бы до южного берега Абуса без меня. Будете это отрицать?
Молчание.
– Вы все теперь мои люди, пока я вас не отпустил. Если мы начнем грабить общины, впереди нас полетит слух о том, что по деревням ходит банда мародеров. И тогда на нас начнется охота, и она будет продолжаться до тех пор, пока не будут истреблены последние остатки армии, вернувшейся из Черной Страны. Я не раздаю приказов просто так. Любой из них имеет определенные причины. Эти дурни, – он решительно ткнул пальцем в сторону плачущих на табуретах мужчин с веревками на шеях, – ослушались моего приказа. Поверьте, я обеспечу вас едой и теплом на протяжении всего пути до Ланденкистера. Но если кто-нибудь из вас начнет воровать, никаких исключений не будет.
Он вновь повернулся к арестованным, и те снова стали умолять:
– Мы совершили ошибку, господин!
– Пожалуйста! Мы шли за вами, как все остальные. Мы сражались за вас! Мы будем служить вам, милорд!
Белламус пожал плечами:
– Вы показали, что не умеете поддерживать дисциплину. А если вы не умеете поддерживать дисциплину, я не смогу доверять вам на севере. Такие люди мне не нужны.
И он выбил ногой первый табурет.
Рыжеволосый завалился на бок, но был тут же пойман петлей. Ужасно раскачиваясь, он стал бешено молотить ногами.
Белламус подошел ко второму табурету. Худой солдат издал тонкий вопль и лихорадочно замотал головой. Выпученные глаза солдата побелели и стали совершенно безумными, когда Белламус выбил табурет из-под его ног. Второй арестованный повис в петле.
Белламус снова повернулся к пораженной ужасом толпе.
– Пошли вон отсюда. Все.
Он стоял и смотрел на солдат холодным твердым вглядом. Ноги его будто приросли к полу. Наступило напряженное молчание, нарушаемое только скрипом веревок, трущихся о деревянную распорку. Повешенные изгибались и бились за его спиной. Спустя некоторое время толпа стала рассасываться. Сначала отходили те, кто стоял позади, затем мелкими группами стали уходить остальные. Наконец, в проходе осталось всего три человека – по-видимому, друзья повешенных. Они стояли и смотрели прямо на Белламуса.
– Давай, брат, иди, – широкой ладонью стал выталкивать одного из них Сте́пан.
Солдат сбросил с себя его руку. Взгляд его метался между рыцарем и выскочкой. Наконец, он оценил могучий рост рыцаря и отступил. Последним молча вышел хозяин таверны, оставив Белламуса, Сте́пана и повешенных наедине.
– Это моя ошибка, – сказал Белламус. – Ведь знал же, что нельзя давать эль раньше еды!
– Ошибку совершили они, – возразил Сте́пан. – Сомневаюсь, что кому-то захочется сегодня это повторить… Тем не менее, – он повернулся к повешенным, – вы все еще можете обрезать веревки. У них еще есть шанс выжить. – Сте́пан бросил косой взгляд на Белламуса, по-прежнему стоявшему к повешенным спиной. – Не уверен, что солдатам это понравилось.
– Мои люди видели вещи и пострашнее. Они никогда не нарушат мои приказы. А новоприбывшим следовало преподать урок. – Белламус пнул ногой сено, покрывавшее пол. – Сейчас они в гневе. Но это чувство утихнет, а урок останется.
Он с грустью посмотрел в открытую дверь амбара, так и не обернувшись назад. Повешенные уже перестали раскачиваться и теперь мелко дрожали.
– Боже, какой позор! – пробормотал Белламус. – Давай уберемся отсюда как можно быстрее. Мне надо увидеться с королем.
Глава 15
Гигантский лось
Роупер проснулся, дрожа от холода. Он лежал в узкой кровати, в собственных покоях. Пока он спал, грубое шерстяное одеяло почти сползло, и Роупер натянул его обратно на плечи. Рядом застонала Кетура. Она нервно расправила одеяло и положила руку ему на грудь, затем уткнулась лицом в подушку, набитую конским волосом.
«Моя голова!»
Роупер прищурил глаза и поморщился.
Он не помнил ни как уходил вчера из Зала Славы, ни того, что произошло после речи Уворена. Вспоминалась только какая-то борьба. Уворен вроде бы победил. А вот Прайс проиграл во второй же схватке и ходил до конца праздника недовольный.
