– Встань, Гарретт. Присмотришь ради меня за Белламусом, пока он будет на севере?
Гарретт начал вставать. Он вытягивался в полный рост, и взгляд Белламуса поднимался вслед за ним. Наконец, гигант навис над выскочкой, словно башня. Человек этот смог бы смотреть сверху вниз на большинство анакимов, Белламус был в этом уверен. Он был настолько широк в плечах и монументален, что могло показаться, будто плоть его высечена из камня. Копна ярко-светлых волос нависала над черепообразным лицом с отрубленным носом, в центре которого выделялись две высокие дыры, оставшиеся от ноздрей. Но гораздо сильнее, чем устрашающий вид, Белламуса встревожили его глаза.
Желтые, цвета серы.
Гарретт кивнул в ответ на слова короля, после чего тот снова повернулся к Белламусу.
– Вот так, Белламус. Ты пойдешь на север еще раз, но в этот раз в сопровождении Эотена-Дрейфенда в качестве моего представителя. Он проследит за твоим поведением.
Король кивнул Белламусу, считая дело улаженным.
Белламус оцепенел на секунду, потрясенный предложением выйти в поход с Гарреттом за спиной. Он не мог поверить, что кто-то позволил гибриду стать воином, да еще получить такой близкий доступ к королю. Но это был не просто воин: Гарретт Эотен-Дрейфенд был знаменит по всему Эребосу, причем Белламус всегда думал, что речь идет о сатрианце. Гарретт даже сталкивался с анхерийцами – расой диких гигантов, населявшей холмы на западе Альбиона. Говорили, что нос он потерял, убивая Фатохту – анхерийского воина-принца. Охотился он и на анакимов – в приграничных областях у Абуса, заслужив славу выдающегося воина, обладавшего необузданной жестокостью.
– Ваше Величество, – осторожно произнес Белламус, – возможно, я поступал неразумно. Я бы принял…
Король прервал Белламуса чрезвычайно довольным смехом, отчего у выскочки перехватило дыхание. Он еле сдержался, чтобы не сделать шаг назад.
– Нет, Белламус. Это я поступил неразумно, в то время как ты оказался прав. Ты предупреждал нас накануне прошлого вторжения. Ты говорил, что граф Уиллем не сможет справиться с возложенной на него задачей. Надо было тебя послушать. – Король улыбнулся. – Ты хочешь еще раз пойти на север и закончить эту войну? Прекрасно! Мое королевство соберет все оставшиеся силы, мы обратимся за помощью континента и назначим еще один херегельд.
[42] Формируй армию на севере и будь готов выйти сразу, как только растает снег. Но как только ты окажешься в Черной Стране, за тобой начнет присматривать мой Эотен-Дрейфенд. Если ты проиграешь, твоя удача на этом закончится.
«Понятно. Если я потерплю неудачу, он отрубит мне голову».
– Я не проиграю, Ваше Величество, – стал горячо возражать Белламус. – Нет никакой нужды в надсмотрщике. Я знаю цену анакимам!
Король печально пожал плечами:
– В таком случае беспокоиться тебе не о чем. Более того, в его лице ты приобретешь ценного воина.
Белламус огляделся, не зная, что еще сказать. Он подумал, что лучше будет навлечь на себя ярость короля, чем отправляться в поход вместе с Гарреттом.
– Я не пойду с ним, Ваше Величество, – наконец сказал он прямо, указав на огромного человека.
Король, все еще возвышаясь над Белламусом, аккуратно опустил свой меч и прикоснулся его острием к голове выскочки.
– Пойдешь, Белламус. Вместе с Эотеном-Дрейфендом. Но если он не вернется, ты умрешь. Ты закончишь эту войну или не выйдешь отсюда живым. Таков мой королевский приказ.
Глава 19
Пень
Роупер и Хелмиц шагали вместе к дому Текоа. Миновав легионеров Лотброков и приметив выражения их лиц, Роупер порадовался тому, что вышел на улицу не один. Легионеры смотрели на него, не говоря ни слова. Очевидно, они были уверены в том, что позор Унндра и Уртра – дело рук Роупера. Он старался не обращать на них внимания, но чувствовал, что уже не в состоянии влиять на то, что война начинает вестись в открытую.
Роупер постучал молоточком в дверь Текоа. Почти сразу выглянуло знакомое лицо Харальда, тут же впустившего их внутрь. Кетура, накрытая одеялом, сидела в кресле у камина – в той самой комнате, в которой они с Роупером заключили помолвку всего несколько месяцев назад. Вид жены его порадовал. Под присмотром медика ее состояние улучшалось с каждым днем, и теперь она взглянула на него с почти прежней своей живостью. Глаза ее все еще были налиты кровью, лицо похудело, а кожа стала сухой, но губы уже почти приобрели нормальный цвет. Роуперу даже показалось, что он видит легкий пушок, показавшийся на обнаженной коже головы.
Кетура иронично приподняла бровь.
– Привет, муж. Здравствуй, Хелмиц.
– Доброе утро, мисс Кетура, – произнес Хелмиц, отвесив поклон, и тут же ушел вместе Харальдом в соседнюю комнату.
Роупер подтащил еще одно кресло поближе к Кетуре и сел.
– Как ты себя чувствуешь?
– Усталой. И я все еще не ощущаю ни рук, ни ног. Спасибо Уворену – теперь мне не придется заниматься плетением.
Роупер улыбнулся:
– Ты выглядишь гораздо лучше. Что говорит медик?
– Говорит, что чувствительность может так и не вернуться. Но волосы отрастут.
– Похоже на то, – согласился Роупер, осмотрев ее голову.
Кетура взглянула на него с надеждой и подняла руку к голове. Но, ничего не почувствовав, расстроенно вздохнула и уронила руку на колено.
Они немного поговорили. Роупер поведал ей о Вигтре и о суде над Унндром и Уртром. Он как раз рассказывал о злобной реакции легионеров Лотброков, с которыми они только что столкнулись на улице, как вдруг входная дверь отворилась. Роупер удивленно моргнул, неспешный его рассказ прервался, и Кетура наклонилась вперед, чтобы рассмотреть того, кто пришел. Проникать в дом без стука было в высшей степени невежливо.
Заглянувшую в дверь женщину Роупер видел впервые в жизни. Она была бледна, темноволоса и одета в добротную, ладно скроенную одежду. Если б не удрученное выражение лица, ее даже можно было бы счесть красивой. Женщина посмотрела прямо на Кетуру и робко улыбнулась:
– Можно мне войти?
– Хафдис? – спросила заметно озадаченная Кетура. – Конечно, входи.
Хафдис быстро вошла и прикрыла за собой дубовую дверь, предварительно бросив взгляд на улицу.
– Хафдис? Жена Уворена? – спросил Роупер, широко раскрыв глаза. – Что ты здесь делаешь?
– Не будь таким грубым, муж, – сказала Кетура. – Иди к нам, Хафдис.
Хафдис подошла поближе, и, как только глаза ее привыкли к полумраку, и она смогла как следует разглядеть Кетуру, руки ее резко прижались ко рту. Она смотрела на Кетуру несколько мгновений. Глаза ее заблестели, лицо покраснело. Затем она беззвучно зарыдала, упала на колени и поползла к креслу Кетуры. Каждые несколько мгновений Хафдис судорожно вздыхала, и из глаз ее катились все новые слезы. Она схватилась руками за подлокотник кресла и уронила на них голову, содрогаясь от горя. Кетура с изумлением посмотрела на Роупера и стала поглаживать голову женщины.
