Тем не менее, с каждой последующей тренировкой я шел на усложнение задачи: придумывал мишени, которые выставлял до вершины горы по ярусам — они обозначали противника. Действия разведывательной группы выстраивал в режиме реального времени, по установленному мною маршруту я направлял головной разведывательный дозор, который вел наблюдение за местностью, обнаруживал противника (мишени), подавал нужные сигналы. Разведгруппа занимала одно из боевых положений, отработанных на тренировках («домашние заготовки»), которые я предлагал во множестве вариантов, каждый раз усложняя на практике. Разведдозор, прикрывая основной состав разведчиков, открывал огонь по мишеням, тем самым обеспечивая выход группы из боя с уходом на другой маршрут. Обнаруживал нового противника — ярусом выше (ниже), стремящегося перехватить группу при совершении маневра. Постоянно находясь в движении (противника надо закружить, сбить с толку), он принимал удобное положение для ведения боя, открывал огонь на поражение. В работу включалась группа прикрытия тыла — вместе с головным дозором она автоматным огнем уничтожала противника. После чего следовал сигнал — «путь свободен».
Основная группа выходила на запасной маршрут, продолжая движение к объекту задачи. Группа прикрытия переносила огонь на следующего противника, обеспечивая отрыв основной группы от места боестолкновения, и следовала за ней. Далее еще находились мишени: справа, слева, с обеих сторон, обозначавшие внезапное нападение из засады. Опять работали по ним, маневрировали, уходили, прикрывая друг друга до самой вершины. Наконец, линия водораздела. Обессиленные мы валились на камни, в голове стучали молоточки — только бы не потерять сознание. Коротенький отдых, наблюдение за кишлаком (реальным) и опять бесконечные тренировки. Мы нарабатывал тактику действий группы во множестве вариантов, которые могли бы иметь место при выполнении задач поиска, засадных действий, наблюдения за противником.
Далее я опять усложнял задачу появлением условных раненых, убитых, которым разведчики оказывали первую медицинскую помощь, эвакуировали в безопасное место. Затем следовал отдых в замаскированном месте с принятием мер предосторожности, после чего я применял третью степень сложности боевого применения группы — подъем в гору с выполнением тактических, специальных и огневых задач, с эвакуацией условных раненых и убитых. Такие тренировки продолжались днем и ночью с параллельным выполнением реальных боевых задач.
По такой вот методике до конца марта 1980 года дивизионная разведка готовилась к ведению боевых операций. Мне много раз приходилось говорить на разные аудитории: «Слава богу, что у нас выдалось время на подготовку к боевым действиям». Война отвела нам время для того, чтобы мы психологически и профессионально вросли в обстановку. Подчеркну, мы — разведка ВДВ, и в Союзе нам равных не было! У нас, в отличие от подразделений других родов войск, была сильнейшая подготовка. Проведены учения, разведвыходы, стрельбы, вождение боевых машин, но в Афганистане подготовка к боевым действиям начиналась с нуля. Нам многое еще предстояло узнать и постичь, чтобы быть успешными в настоящей войне.
Заканчивался февраль 1980 года. Полным ходом шла разработка первой Кунарской операции. Личный состав, выделенный в отдельную группировку, приступил к занятиям в горных условиях по тактической и огневой подготовке. Заканчивался сезон дождей с непролазной грязью, рваными клочьями облаков и бесконечным холодным дождем над палаточным городком. Именно такая картина оставила в памяти след прохладного неба войны.
Напряжение в воинских коллективах росло: как мы готовы к войне? Насколько способны сражаться в настоящем бою, чтобы выжить и победить? С позиции наших дней многое видится по-другому, но тогда многие вопросы возникали из жизни, реальных условий. Сейчас мне важно понять самому, почему в Советской армии случилась подмена понятий: боевой подготовки и «показухи», парково-хозяйственных дней и хозяйственных работ, действий, максимально приближенных к боевым условиям, и системы упрощенного проведения занятий? С каким багажом практических навыков вступали в бой на афганской земле солдаты и офицеры ограниченного контингента? В конце концов, насколько же был грозен советский солдат для нашего противника, с которым мы вступали в бой во имя революционных преобразований афганского народа?
Оценка готовности ограниченного контингента советских войск к боевым действиям в Афганистане — важный элемент военной составляющей, обойти который нельзя. Насколько морально-психологический уровень личного состава способствовал выполнению поставленных задач? Как мы воспринимали личное участие в боевом столкновении с противником, ведущим огонь на поражение? Война — другое измерение понятий в сознании любого человека. Морально-психологическое состояние частей и подразделений являются главными факторами готовности солдата, офицера к участию в бою. Необходима перестройка сознания в иную плоскость восприятия мира, способность думать так, как необходимо думать на войне. Никакие превентивные занятия, учения не дадут понимания военной действительности, кроме личного участия в боевых действиях. Много лет подряд я благодарю судьбу за то, что нам, разведчикам, она дала возможность подготовиться к боевым действиям в Афганистане. Но — уже в самом Афганистане.
Настройка сознания, включение в боевую деятельность позволяет судить о том, насколько личный состав готов действовать в условиях жестокого боя. Да, убивать! Быть готовым погибнуть! Но реальная опасность погибнуть не должна парализовать сознание и разум. Внутри нашего мозга важно активировать клеточки, отвечающие за самообладание, спокойствие и оптимизм. Они включаются в работу, дают новую методику мышления, оценку действительности в боевых условиях. Общее состояние опасности, окружающей нас, передается каждой клеточке тела — организм адаптируется к режиму этой самой опасности. Подчеркиваю, не привыкает — адаптируется, то есть вырабатывает совокупность защитных реакций, обеспечивающих приспособление организма к изменению окружающих условий. Сложнейшие процессы проходят в центральной нервной системе военнослужащих, переступивших допустимый порог опасности для жизни. Мозг в боевых условиях работает быстро: за доли секунды считает варианты решений, дает команды, отменяет, заставляет думать, действовать. Не случайно в минуты опасности у человека перед глазами пролетает целая жизнь — фигуральное выражение, но активность мозга в моменты жизненных рисков чрезвычайно высокая. На собственном примере расскажу о многих эпизодах боевых действий, когда мой мозг, независимо от воли и сознания, принимал решения, спасал жизнь, давая единственно правильные команды на те или иные действия.
Разведывательная группа, которой я командовал уже более года, вела разведку местности в зоне ответственности дивизии с начала января наступившего 1980 года. Район кишлаков Тарахейль, Дехъийхья, Паймунар вызывал беспокойство у командования 40-й армии. О противнике мы знали немного, любая информация о его действиях послужила бы хорошим подспорьем в принятии решения на боевые действия. Противника вроде бы и не было, но он везде проявлял себя нападениями из засад. Невозможно было планировать боевую операцию, не имея представления о вражеском подполье в кишлачной зоне, о душманских отрядах, характере их действий. Разведка дивизии работала активно: в горах вела наблюдение за местностью, кишлаками, собирала информацию о передвижении связных между горными массивами и кишлаками. В разных направлениях мы фиксировали обмен световыми сигналами, отмечали другие косвенные факты деятельности вражеского сопротивления. Создавалось впечатление, что мы и противник присматривались друг к другу, изучали, чтобы где-то нанести внезапный удар.
