— Есть, понял.
— Давай.
Осторожно спускаемся вниз, чтобы не вызвать шорох осыпающихся камней, следим за обстановкой внизу и правее от нас — опасность проявляется интуитивной реакцией организма на катящиеся камни. Плохо — демаскирует.
— Леша, осторожней, — оборачиваясь, прошу друга.
— Ничего, вниз идти легче.
— Скоро поймешь, что это заблуждение, а ноги ставь стопой по диагонали плоскости спуска. Понял?
— Угу.
— Аккуратно за мной.
Выдерживая направление, спускаемся ниже к подошве хребта таким образом, чтобы не оказаться между кладбищем — справа, хорошо видимого в ночной прицел, и развалинами кишлака — слева, опасными удобным положением для «духовской» засады. Контролирую пространство на зрительную связь с группой, отдельные фрагменты изучаю ночным прибором — нормально. Не «зацепившись» взглядом за что-то особенное, что вызвало бы у меня тревожное ощущение опасности, я вывел дозор в ближайшее русло арыка, где решил понаблюдать за оставшимися сзади кладбищем и кишлаком Паймунар. Данный элемент тактических действий в разведке я называл: «Понюхать воздух», причем в прямом смысле этого слова. Дозор, ожидая ядро разведывательной группы, занял рубеж начала выполнения основной задачи. Вскоре подтянулись и мы, расположившись в удобных местах для изучения местности. Выполнен очередной этап входа в задачу. Что у нас с ветром? Северо-восточный. Уже хорошо — собачий нюх испытывать не будем.
— Сафаров, круговое наблюдение, Баравкова ко мне, — прошептал я на ухо заместителю.
Подтянувшийся сзади Гена был встревожен:
— Из головы не выходит отблеск на горушке, товарищ лейтенант.
— Ну?
— А если нас «присекли» на хребте?
— «Присекли», говоришь, Гена? Могли. И мне что-то не нравится здешний режим, как говорил Попандопуло. Бери прицел и контролируй кишлак, ни на секунду не упускай тыл.
— Понял, товарищ лейтенант.
— Как Куранов?
— Нормально.
— Давай на место. Еще минут пятнадцать «понюхаем» и вперед!
Баравков отполз по склону арыка к Куранову. Уточнив Сафарову порядок движения группы на равнинной местности с учетом множества арыков, канав, русел с дождевой водой, я сориентировал Ивонина на вдумчивое и неторопливое движение по маршруту.
— Не торопись, Андрей, вникай и только потом вперед, посмотрел, вник — рывочек. Только так. Ясно?
— Есть, товарищ лейтенант.
— Кишлак обходим по ложбинкам и низким местам. Достигнешь северной окраины — перемещайся влево, общее направление — Ходжачишт, до него около пяти километров. Пересечешь Баграмскую ЛЭП — стой. Оценим обстановку, двинемся дальше.
— Понятно.
— Будь внимательней.
Оглянувшись назад, порадовался — Леонид, не отставая, держал в группе нужную дистанцию. Подождал, пока подойдет.
— Ты еще не убежал к «духам», Леха?
— Пока нет. Судорогой ноги тянет.
— А скулы?
— Подъ…шь?
— Нисколько. Я же говорил тебе как ноги ставить на спуске? Тяни на себя стопы ног, массируй икры. Пройдет. Я на минуту к Баравкову.
Тыловое прикрытие группы смущало меня присутствием Куранова, который был старше Гены по призыву, званию и занимаемой должности. Надо посмотреть на их слаженность в паре. Пригнувшись, несколькими бросками подтянулся к ним. Оба наблюдали за кишлаком.
— Как у вас, Гена?
— Все путем, товарищ лейтенант.
— Хорошо. Ты как, Куранов?
— Обстановка под контролем.
— Ну-ну.
Самонадеянность парня не понравилась.
— Оба — глядеть в оба. Каламбурчик понятен?
— Предельно.
— Работаем дальше.
Вернулся к Леониду. Леха что-то творил с автоматом.
— Ты чего?
— А-а, так, примерился.
— Смотри у меня!
Меня что-то тревожило: тишина, спокойствие, внешний фон без видимых признаков опасности, но что-то было не так.
— Леха, может, вернемся, а?
— Все издеваешься?
— Нисколько.
— Что-нибудь случилось?
— Да нет, не отставай от меня.
— Как можно, товарищ командир?
Юморит Ленька, приспосабливаясь к обстановке, у меня же нервы ни к черту стали. А небо! Какое небо над нами! Оно касалось горных отрогов по периметру чашеобразной долины, обрамлявших плодородные земли солидной оправой хребтов. Темные горбатые кряжи достойно держали на мощных плечах усыпанный звездами и осколком ущербной луны небосвод. Красива южная ночь на Востоке, и мы, растворившись в ней, словно скользим в потустороннем пространстве к цели своего прибытия — виноградным плантациям кишлаков, в которых, без сомнения, «духи» вынашивали замыслы уничтожения русских гяуров.
— Все, Андрей, вперед, — тронул я локоть Ивонина.
Лирического настроения не получилось. Ночь на Востоке опасна и страшна не усыпающими сказками божественной Шехерезады или великолепными рубаятами Омара Хайяма, а непредсказуемым течением вселенского времени, в котором люди — песчинки планеты Земля.
Кишлак, оставаясь правее курса движения группы, терялся в ночи. Его, как я и планировал, мы обходили с западной, подветренной стороны, чтобы не вызвать бурной реакции афганских собак. Припахивало кисло-приторным дымком жилья и скотины. Кое-где вскрикивали ишаки, лениво лаяли собаки, не вызывая агрессии в поведении. Минут через тридцать мы должны были достичь северной окраины Паймунара, откуда до виноградников рукой подать. Раскинувшись на многие километры, они отделяли кишлаки от горных массивов, с которых подавались сигналы, фиксируемые нами несколько недель назад. Что там были базы противника, мы в этом не сомневались. После разгрома в Кабуле «духи» затаились в ожидании момента для возобновления активных действий.
Оценив звонкую тишину, я огляделся. Пару минут перевести дыхание, не повредит.
— Ксендиков.
— Я, товарищ лейтенант.
— Ивонина не теряешь?
— Нет, вижу на фоне неба.
Плохо, могут увидеть и «духи», ночь — хоть иголки считай.
— «Отпусти» его подальше.
— Понял.
Сигнал — вперед. Под ногами ощущалась твердая почва. Зимой, в сезон дождей, много сил уходило на выдвижение к объектам разведки и возвращение на базу. Сейчас другое дело: легко идти, чувствуя под ногами каменистый покров, правда, шорох камней в тишине все же был слышен в южной ночи. Обернувшись, я увидел Леху, старательно ступавшего следом за мной. Может, он и пожалел, что втянулся в разведку, но мосты, что называется, были сожжены — теперь только вперед.
