— А что, по-вашему, мисс Кавана? Разговариваю с вами.
Мисс Кавана пересекла длинный конторский зал и нашла молодую женщину, только-только устроившуюся на службу. Она отвела ее в свой кабинет.
— Миссис Вебстер, принесите все ваши дела на коммивояжеров! — крикнула она.
Нора подошла к архивному шкафу, вынула папки и отнесла в кабинет.
— На стол! Положите на стол! — гаркнула мисс Кавана. — Вот ножницы, — сказала она новенькой. — Разрежьте эти папки на мелкие кусочки и отправьте в мусорную корзину. Мистер Уильям Гибни запретил мне хранить ненужные и нежелательные бумаги. Он прекрасно знает, сколько должны торговым представителям. Если бы мы нуждались в папках, мы попросили бы миссис Вебстер их завести.
Она повернулась к Норе:
— А о чем, миссис Вебстер, вы разговаривали с тем водителем грузовика? Какие еще вы задумали пакости?
— Наша беседа вас никак не касается, мисс Кавана, — ответила Нора.
— Полюбуйтесь на нее: на работу опаздывает, машину паркует как вздумается, по утрам треплется с мисс Гибни — первой лентяйкой в Ирландии, а потом еще и лясы точит с шоферней. Она здесь точно не задержится. Вам это ясно, миссис Вебстер?
— Я больше не желаю вас слушать, мисс Кавана, — сказала Нора. — И не могли бы вы держать при себе ваше мнение о мисс Гибни и обо всем остальном?
Мисс Кавана взяла папку и попыталась разорвать надвое, та оказалась слишком прочной. Тогда она выхватила у девушки ножницы и принялась кромсать неподатливую бумагу.
— Вы, миссис Вебстер, сейчас не у себя в Балликоннигаре и не в пабе “Этчингем”. Нечего строить из себя важную птицу. Вы работаете на меня. А я руковожу этой конторой так, как мне поручил мистер Уильям Гибни-старший, и одним из негласных правил является то, что никто из работников не должен якшаться с водителями грузовиков, если это не продиктовано служебной необходимостью. Вы полагаете, будто можете делать все, что вздумается, — и там у вас дочь, и тут, а сестра посещает гольф-клуб, пренеприятнейшая, кстати, особа. А муж ваш — о да, он был великий человек…
— Не смейте говорить о моем муже!
Нора вырвала у нее ножницы. Позднее она не смогла себе объяснить, зачем это сделала. С ножницами в руке она покинула кабинет мисс Кавана, надела пальто и ушла. Уже в машине посмотрела на часы. Не было и трех. Мальчики даже не успели вернуться из школы.
Глава восьмая
Повернув руль, она решила ехать в Балликоннигар. День выдался погожий, а на пляже у Китингса будет безлюдно. Пройдется по берегу и, может, решит, что делать дальше. Что бы ни случилось, в контору Гибни она не вернется. Нора подумала, а не продать ли дом в Эннискорти и снять поменьше или переехать в Дублин. Там проще найти подходящее место. И там Айна и Фиона, а для мальчиков наверняка удастся подобрать хорошую школу. Размышляя над этим, она представила, как расстается с Джимом, Маргарет и Уной, а потом рассмеялась, вспомнив, что сказала про Уну мисс Кавана — “пренеприятнейшая, кстати, особа”. За этой фразой что-то скрывалось, как и в осведомленности мисс Кавана насчет их с Морисом летних вечерних походов в блэкуотерский паб “Этчингем”, — получается, что Фрэнси Кавана за ней пристально наблюдала все эти годы.
Она припомнила, как когда-то Грета сказала, что Фрэнси поедет с ними в Балликоннигар и с этим ничего не поделать. А они с Гретой твердо решили не показываться в обществе Фрэнси Кавана. Даже то, как она тогда одевалась, и сам ее велосипед наводили на мысли о старом сельском доме без водопровода — доме, в котором верхний этаж именуется “мансардой”. Ее голос, акцент, обороты речи вызывали желание держаться от нее подальше. Но ей вдруг взбрело в голову присоединиться к ним.
Велосипеды у них были полегче, и они гнали вовсю, стремясь оторваться, скрыться, а когда это удалось, свернули в Моррискасл. Нора представила, как Фрэнси приезжает в Балликоннигар, надеясь их там застать. Она, должно быть, фантазировала, как изменится, как обратится в городскую девушку. Нора подумала, что они с Гретой хоть и были очень наивны, но с амбициями. Грета взяла за правило разговаривать только с мужчинами, владевшими синтаксисом, а всем, кто изъясняется через пень-колоду, давать поворот от ворот, началось это как шутка, но постепенно сделалось принципом. Они обе вышли замуж за людей образованных, обе научились водить, а когда родились дети, обе старались как можно дольше летом задержаться на море. Возможно, и Фрэнсис Кавана, когда навязывалась к ним в компанию, мечтала о чем-то подобном — о ерунде, как казалось тогда. И на другой день они хохотали, узнав, что она проколола шину и попала под дождь. Они, конечно, не извинились. А теперь она руководит конторой и ведет себя как полоумная. Свернув в Финкоуге, Нора задалась вопросом, а существует ли нормальная работа, на которой ей бы не командовала чокнутая мегера. И теперь при любом собеседовании и каждом разговоре с возможным работодателем придется объяснять, почему она ясным октябрьским днем покинула контору Гибни с ножницами в руке.
Нора остановилась в Блэкуотере, купила пачку сигарет “Кэрролс” — десять штук — и спички. Она уже много лет не курила и пообещала себе, что и эти сигареты выкурит не все, только пару-тройку, а потом выбросит пачку. После затяжки у нее закружилась голова, и она вспомнила, как сильно устала. Швырнула сигарету в окно, откинулась на сиденье и заснула. Проснувшись, она увидела, что на мосту стоит и смотрит на ее машину женщина. Когда та приблизилась, Нора завела двигатель.
Ее подмывало поехать в Куш, проведать дом и взглянуть, потрудился ли над ним Джек Лейси. Но она не сомневалась, что ее машину заметят. Она немного развлеклась идеей отправиться домой и написать Гибни резкое заявление об уходе. Она принялась его мысленно составлять. Но потом запал иссяк, и она решила ехать на море к Китингсу.
* * *
Туман стал неожиданностью. Нора сидела в машине перед Китингс-хаусом и смотрела в сторону Росслара, сверля глазами тяжелую молочную дымку, тянувшуюся над берегом к Карракло и Рэйвен-Пойнт. Выйдя из машины, она ощутила необычную влажную духоту, как будто надвигалась гроза. Она надела туфли без каблуков, которые всегда держала в салоне. Других автомобилей на парковке не было. Она осторожно пошла по каменистой тропке между зарослями травы и ручьем, пересекла деревянный мостик и направилась на юг.
За все эти годы, подумалось ей, она ни разу за сезон не приезжала сюда так поздно, в октябре; она представила, как странно здесь в декабре и январе — ненастно, ветрено, кусачий холод.
Красок не было. Мир словно промыли. Подойдя ближе к берегу, она различила камешки, шуршавшие, когда на них накатывали волны. Она видела цвет каждого и, сосредоточившись на них, забыла про Фрэнси Кавана с Гибни, перестала беспокоиться о будущем.
Нора едва разбирала дорогу. Когда-то она с легкостью воображала, что это место принадлежит скорее Морису, чем ей. Мир, в котором недоставало всего подряд. Только шелест воды и потерянные крики морских птиц, пикировавших к поверхности невозмутимого моря. Она худо-бедно видела солнце, пробивавшееся сквозь туманную пелену. Вряд ли Морис находится где-то еще, кроме кладбища, на котором она с ним рассталась. Но ее не покидала мысль, что если он или его дух продолжает где-то существовать, то именно здесь, на этом берегу.
