При звуке виолончели она автоматически села прямо. Исполнители приближались к мелодии, но как бы намекали на нее и тут же ускользали прочь от нее. Норе нравились постанывания виолончели. Несколько раз она уплывала мыслями и после, спохватываясь, вслушивалась в каждую ноту, каждый поворот темы. Она улыбнулась, когда мелодия зазвучала бравурно, перед тем как уступить место грусти, сомнению.
Когда тема замедлилась, она заметила, что борется чуть не за каждый вдох. Она закрыла глаза, ее затрясло. Казалось, что в комнате сильно похолодало, и ей захотелось разжечь камин. Но она предпочла не двигаться — сидеть и слушать, внимать низким звукам виолончели.
Шум сверху она услышала, когда медленная мелодия ускорилась, как будто все происходило здесь, наяву, и музыка почти обрела жизнерадостность. Нора крадучись пересекла комнату и бесшумно открыла дверь. Прислушалась. Наверху кто-то двигался; кто-то точно там был и передвигал мебель. Но там никого не могло быть, Нора знала это наверняка. Она видела, как вышли Фиона с Конором, и они не вернулись, она бы услышала.
Звук повторился, уже громче. Она подумала, не пойти ли к соседям — может быть, О’Конноры дома и Том сходит с нею взглянуть, что там за шум. Она проверила входную дверь: заперта. Проверила и заднюю. На время воцарилась тишина, но вскоре звук раздался снова, еще громче — кто-то двигал что-то тяжелое. Нора быстро поднялась по лестнице, выкрикивая:
— Кто это? Кто здесь?
Дверь спальни была закрыта. Обычно Нора оставляла ее нараспашку, уходя. Она снова прислушалась. Новый звук. Внезапно она поморщилась от боли и посмотрела на руку. Она с такой силой сжимала кулак, что ногти до крови впились в ладонь. Звук повторился, похоже на голос. Нора отворила дверь спальни.
— Морис!
Он сидел возле окна в кресле-качалке, к ней лицом.
— Морис, — прошептала она.
На нем была спортивная куртка в зеленую и голубую крапинку, которую они купили в “Фунджес”, в Гори, серые брюки, серая рубашка и серый галстук. Он коротко улыбнулся, когда она попятилась и захлопнула дверь спиной. Он выглядел как до болезни.
— Морис, ты можешь говорить? Можешь что-нибудь сказать?
Он застенчиво, на свой обычный манер, улыбнулся ей краем рта.
— Грустная музыка, — прошептал он.
— Да, музыка грустная, — сказала Нора. — Но не всегда.
— Сестра Томас, — произнес он. Голос его прозвучал еще слабее.
— Да, она каждый день за нас молится. Она нашла меня на берегу в Балливалу.
Он кивнул:
— Я почувствовал, что ты там, но ненадолго. Это был единственный раз.
— Я знаю.
Его голос был мягче, чем когда-либо на ее памяти.
— У тебя изменился голос, — сказала она и улыбнулась.
Он посмотрел печально, словно показывая, что не находится с подходящим ответом.
— Морис, ты можешь побыть еще?
Он шевельнулся и словно размылся, понурое лицо будто смазалось, куртка поблекла.
— Ты… — начала Нора. — Я имею в виду… там что-нибудь есть?..
Он повел плечами и снова улыбнулся уголком рта.
— Нет, — прошептал он. — Нет.
— С нами все будет в порядке? Я так беспокоюсь.
Он не ответил.
— У Фионы все будет хорошо?
— Да.
— А у Айны, у нее тоже все будет нормально?
Он кивнул.
— А у Донала?
— И у Донала.
— А у Конора?
Он опустил голову, словно не услышал.
— Морис, с Конором все будет хорошо?
Его глаза будто наполнились слезами.
— Морис, ответь. Все ли будет хорошо с Конором?
— Не спрашивай, — прошептал он хрипло, дрогнувшим голосом. — Не спрашивай.
Она шагнула к нему, и он выставил руки, не позволяя приближаться.
— Ты знаешь…
— Да, да, — ответил он.
— Я только, когда ты заболел, поняла…
— Да, да.
— А ты когда-нибудь горевал…
— Горевал? — переспросил он уже громче.
— О нас.
— Нет, нет.
Он снова улыбнулся, а затем его лицо сделалось озадаченным.
— Что, Морис?
— Кое-кто еще. Здесь кое-кто еще.
— Ты имеешь в виду Джима?
— Нет.
— Маргарет?
— Нет.
— Кого же?
— Кое-кого еще.
— Здесь никого нет.
— Есть.
— Морис, назови. Здесь никого нет.
Он закрыл лицо руками. Она смотрела на него, он страдал. Взглянул на нее. Казалось, он готов опять улыбнуться, но нет.
— Морис, постой.
Он покачал головой.
— Морис, дело в музыке? Если я снова заведу музыку, ты придешь опять?
— Нет, не в музыке.
— Морис, скажи о Коноре. С ним что-нибудь…
— Здесь кое-кто еще.
— Морис, здесь никого нет. Назови имя.
Он снова начал размываться, она услышала долгий прерывистый вздох.
— Морис, ты будешь здесь, когда я снова приду?
— Неизвестно, — сказал он. — Никому.
С улицы донесся автомобильный гудок. Нора лежала на постели полностью одетая. Она резко села, в комнате никого. Она прошлась по спальне, тронула кресло, оно закачалось на старых рессорах. Потрогала сиденье, но оно не было теплым — никаких признаков того, что в кресле кто-то сидел.
* * *
Внизу она отыскала ключи от дома и машины. Перебросила через руку пальто, вышла и закрыла за собой дверь. Заведя двигатель, она задумалась, куда ехать, но это вряд ли было важно. Только обнаружив, что съезжает с Дублин-роуд к Банклоди, Нора поняла, что направляется к тете Джози. Она всецело сосредоточилась на дороге, запрещая себе спать. Повернув от реки к крутому холму, в сторону дома Джози, она задумалась, что сказать, чем объяснить свое появление. Слева виднелся проезд с площадкой для автомобиля или трактора. Она припарковалась там и выключила двигатель. Откинула голову, закрыла глаза. Спросила себя, не развернуться ли и не поехать обратно в город, но поняла, что не сумеет сконцентрироваться на езде. Она решила немного посидеть и отдохнуть; может быть, Джози, или Джон, или жена Джона если и пройдут мимо, то не заметят. Она поспит, а потом поедет куда-нибудь еще. Она не знала куда.
Она проснулась от стука в окно: барабанил Джон. Увидев его, она встрепенулась и опустила стекло.
— Я не сразу понял, кто это, — улыбнулся Джон. Двигатель трактора он оставил включенным.
