– И как ты справился? – я спрашивала не столько о том, как он остался жив – ну кто я против него, а о том, куда делось безумие.
– Кровью.
Угу. Вот откуда странный привкус во рту. Этак я скоро в вампиры заделаюсь. И быстро умру от дефицита пищи – элронцев вообще в мире немного, а ещё ж поди распознай и догони.
– Так что ты вчера делала? – мягко спросил элронец. И тут же всё испортил, добавив. – Ну, кроме того, что злилась из-за Амалии-Рианы.
Я стала вспоминать. На самом деле, злилась я недолго, ибо мои мысли занимал бал.
Бал. Королевский. Мечта моего дворянского детства, резко ставшая недостижимой десять лет назад. И теперь вот замаячившая вновь. Что я делала? Я готовилась – София-Елена разрешила мне выбрать любое платье из имеющихся в её необъятной гардеробной, в том числе и из тех, которые она не надевала. Также она равнодушно махнула в сторону шкафчика с украшениями и духами, разрешая брать, и я стыдилась признаться, что перебрала и перемерила все украшения, и перенюхала все духи. И даже одни ещё не открытые.
* * *
Так что отвечать я решила начать издалека. Ведь сам Шеррайг не придавал балу особого значения, и уж точно не стал бы тратить почти весь день на одежду и украшения…
– Понимаешь, – сказала я, тоже беря яблоко, чтобы чем-то занять руки. – Мужчины и женщины, они разные…
Вообще, я собиралась таким образом подвести к тому, что для женщины это нормально – готовясь к балу, прокопошиться целый день с платьями. Но испорченный элронец понял меня по своему.
– Да, я что-то об этом слышал… И даже кое-что видел… – протянул он, и одарил меня таким взглядом, что я моментально покраснела. Хорошо хоть не стал говорить, что кое-что и трогал. Наглец.
– Дурак, – сказала я и пнула его под столом.
– Давай к делу, – предложил Шеррайг, и глаза его смеялись. – После такого вступления я готов ко всему. Даже если ты вчера весь день вышивала розовых слоников на моей любимой рубашке или согласилась взять все картины Эда, я восприму это стойко и смиренно, как проявление загадочной женской души.
И мы пошли вместе осматривать платья, украшения и духи. Точнее, Шеррайг их скорее обнюхивал. И мрачнел, потому что ничего не находил.
– Будем рассуждать логически. Раз с наскока не получилось. – Сказал он, растягиваясь прямо на полу в гардеробной.
– Будем, – согласилась я, садясь рядом и любуясь его профилем.
– Это должно быть что-то новое. И вряд ли платье – иначе бы ещё при примерке проявилось на Софи… Хотя… на Софи могло и не проявиться. Что ты помнишь? – требовательно посмотрел на меня элронец. – Что-нибудь странное? Нечёткое? Наоборот, слишком чёткое и яркое?
– Я помню всё чётко до духов, – чуть подумав, призналась я. И смущённо покаялась. – Я перенюхала их все. И от обилия запахов меня немного повело, и голова заболела… Так что я пошла к себе и легла спать.
Тут я зажмурилась, пытаясь поймать ускользающее воспоминание… Кажется, мне было хорошо. Было очень хорошо, но я знала, что может быть ещё лучше, надо было только полностью сосредоточиться…
Вздрогнув от того, что меня кто-то слегка пихнул в бок, открыла глаза – Шеррайг смотрел серьёзно и строго.
– Учти, запасы крови у меня не бесконечные, – сварливо сказал он.
– Ерунда, организм быстро восстанавливает необходимый объем, – отмахнулась я. – Это я тебе как целитель говорю. Так и скажи, что тебе жалко. А чего это ты вдруг?
– Дальше будешь вспоминать со мной! – вместо ответа отрезал элронец, беря меня за руку, и сверкая своими настоящими, хищными глазами.
Я замялась. Потом нахмурилась, вырвала у него руку и, решительно скрестив руки на груди, сказала: “Нет”, готовясь защищать свои воспоминания до последнего.
– Глупо, – сказал Шеррайг. И, кажется, хотел добавить что-то ещё, но промолчал.
А я постаралась вернуть вновь спрятавшееся воспоминание. В какой-то момент мне почудилось, что это – наваждение, сродни проклятому лесу. А потом мне стало всё равно, потому что стало опять очень хорошо. В голове звучала волшебная музыка, но звучала как-то тихо. А мне надо было – я прямо физически ощущала эту потребность, чтобы музыка стала громче и заполнила всё. И я вдруг поняла, что мешает – в моей голове слишком много мыслей об элронце, и в сердце он тоже занял слишком много места. Это он, его существование, не даёт мне уйти полностью в эту волшебную музыку.
– Ты мешаешь, – раздраженно сказала я ему, открывая глаза. Правда, убивать его уже не очень-то хотелось. Видимо, эффект был уже слабее, то ли из-за времени, то ли из-за крови, которой я напилась – как звучит-то, а? Словно я и правда вампир. Или комар.
– Мешаю чему? – миролюбиво спросил Шеррайг.
– Мне, – огрызнулась я на непонятливого. И, видя, что сейчас он продолжит спрашивать и отвлекать меня от музыки, решила всё же пояснить. – Мешаешь мне полностью уйти в музыку. Тебя слишком много в моей голове.
– Уйти в музыку… – задумчиво повторил Шеррайг. Вот тупой ведь… И шумный. Мешает. И в голове мешает, и вживую мешает. Может, всё же его того?
– Крови? – не унимался этот шумный нелюдь.
– Нет, спасибо. Мне и так неплохо.
И я начала потихоньку отползать, потому что музыку терять не хотелось. А этот недобитый, кажется, планировал у меня её отнять. Далеко я не уползла – Шеррайг, особо не церемонясь, подтащил меня к себе обратно за ногу и, придавив к полу своим телом, поцеловал. Я ощутила сначала солоноватый привкус, и музыка резко закончилась, и после этого я уже прочувствовала и губы, и даже, кажется, клыки. И, кхм, некоторые другие части тела удобно расположившегося на мне элронца. Меня накрыло желанием почти как тогда, в проклятом лесу. И я еле сдержалась, чтобы не начать выгибаться навстречу и тереться об эти самые выступающие части придавившего меня тела.
К счастью, хотя счастья я на самом деле не испытывала, Шеррайг быстро прервался. Правда, слезать не спешил. Поинтересовался:
– Ну как там музыка?
– Нормально, – хрипловатым голосом буркнула я. – Можешь отпускать.
– А как же компенсация за бессонную ночь, проведённую в страшных мучениях? – промурлыкал Шеррайг, прожигая меня глазами. И у меня почему-то перехватило дыхание, а губы заныли в ожидании новых поцелуев. Но он уже поднялся, и протянул мне руку:
– Пойдём духи поподробнее изучим. Были среди них новые?
Руку я приняла, но посмотрела недобро. Мне самой тоже хотелось потребовать компенсацию. И предоставить хотелось. А потом снова потребовать.
* * *
Шеррайг вертел в руках коробочку с духами – теми самыми, которые были ещё не открыты до моего вчерашнего набега, и молчал. И я молчала. И так было понятно, что улика не торопится себя проявлять. Так нас и застала София-Елена в своей гардеробной – в задумчивости и печали.
