Реакция главрежа была непредсказуемой, он вдруг рассмеялся:
– И какая сволочь подслушала?
– Ой, мало тут у вас ушей? – в ответ рассмеялся Иннокентий. – Так чего хотел от вас тот человек?
– Это было чуть больше года назад, – признался главреж. – В общем-то, ничего криминального, как выяснилось.
Да, мужчина приехал с выгодным предложением, хотя и весьма странным, но Геннадий Петрович в тот миг возблагодарил судьбу, пославшую ему Боярову. А предложение гостя было таково: главреж должен создать все условия для Александры, чтобы она… не захотела данный театр и город покидать! Предоставить ей самые лучшие роли, носиться, как с расписанной торбой, но чтоб она сидела здесь! За эту услугу компания обязуется выплачивать театру каждый год некую сумму на пару постановок и гонорар в качестве премии самому главрежу. После ухода странного столичного гостя Геннадий Петрович так и не понял, кто есть Саша на самом деле, однако четко уяснил: некто могущественный не хочет, чтобы она вернулась в Москву, причины неизвестны, а гадать бесполезно. Желание незнакомца совпало с желанием Геннадия Петровича: он тоже не хотел, чтобы Саша уехала.
– Клянусь, я свой гонорар пускал на постановки, – взахлеб говорил главреж. – Денег всегда не хватает, поэтому от них не отказываются, а на мои гонорары от спонсоров мы восстановили два спектакля, которые идут с успехом. Мелочь, правда? Но приятно. У нас репертуар сейчас… столица позавидует!
Самое смешное, он не врал, Пинг-Понг чокнутый, он последний лоскут из дома притащит, чтоб залатать дырявый занавес.
– Обалдеть, – только и выговорил Иннокентий.
– А Саша… – продолжал главреж, – я без столичного парламентера занимал ее в спектаклях, она же красавица, умница, талантливая, и образование лучшее!
– Обалдеть… – повторил Иннокентий, взявшись за щеку ладонью и раскачиваясь корпусом из стороны в сторону на манер древней старухи. – Вам платили нехилые бабки, чтобы Боярова не захотела уехать?!
– У нас же не московские аппетиты, наши спектакли стоят копейки, мы изощряемся, как только умеем. Это подарок был…
– Вот это кино! – не мог в себя прийти Иннокентий. – Да нет, в кино до такого поворота не додумаются. Я пока ничего не понимаю, но пойму – обещаю, тут уже дело принципа.
– Других условий не ставили, да и встреча была первой и последней, – убеждал Геннадий Петрович.
– Верю, верю. О нашей беседе никому, ладно?
– Понял, – приложил ладонь к груди главреж.
– И еще. Монтировщиком я больше не буду, игры-то закончены. Но мое присутствие в театре необходимо, я должен находиться рядом с Бояровой. Переведите меня на должность охранника…
– У нас нет такой должности.
– Придумайте. В связи с распространением терроризма мы можем спокойно обманывать народ. Кстати, зарплата мне не нужна, а нужен убедительный статус, это же временная мера.
Геннадий Петрович кивнул несколько раз, что и являлось согласием на все условия. Иннокентий пошел к выходу, но вернулся и предупредил:
– Геннадий Петрович, в вашем возвышенном и культурном учреждении готовится заговор против вас.
– Я знаю, – вздохнул главреж. – Спасибо.
– Примите меры хоть какие-то. Иначе ваши благодарные и благородные артисты, безусловно, не способные на подлость, сметут вас. Это я вам говорю как монтировщик, который постоянно находился среди них.
– На все воля вон там… – печально отговорился главреж, указав глазами вверх.
Пожав плечами, мол, мне-то все равно, Иннокентий вышел из кабинета. А Геннадий Петрович посидел с минуту, подумал, потом подошел к окну и… улыбнулся. Снег все еще падал… По трансляции слышался гомон – зрительный зал заполнялся горожанами, эти звуки всегда приносили ему радость и предчувствие творческого восторга, когда он видел живую игру. Но сегодня он хотел тишины. Геннадий Петрович достал из шкафа дубленку и шапку, быстро оделся и вышел во двор, наматывая на шею шарф.
Снежные хлопья, бесшумные и пышные, фланировали в воздухе – это такое очарование… Вряд ли у Геннадия Петровича был в жизни похожий момент, когда он находился в совершенном покое, его видели только озабоченным, но сейчас он позволил себе отвлечься от работы, любоваться снегопадом, наслаждаться покоем. Прошло достаточно времени, в театре шел спектакль без него. Снег улегся ему на плечи и на шапку, а он стоял под черным небом, с которого сыпались белые хлопья. Замерз, конечно, дубленку-то не застегнул. Но прежде чем уйти в свой храм искусства, Геннадий Петрович достал трубку и позвонил. Долго не разговаривал:
– Здравствуйте… Угу, я подумал. Мой ответ – да.
* * *
Как ни велико было потрясение, но Гела все-таки человек чужой, она погибла по своей воле, выбор принадлежал ей. Саша постепенно отвлекалась и забывала об этой женщине, только иногда, вспомнив ее, недоумевала: ну, не походила Гела на депрессивную истеричку, готовую расстаться с жизнью! Ее окутывала тьма желаний, в самоуверенности ей не отказал бы ни один человек, как и в самовлюбленности, а тут вдруг прыжок… Как-то противоестественно – покончила с собой. И уж совсем необъяснимый поступок – вызвала Сашу, Алексея и Роба! Идиотизм, которому не было объяснений.
Настал вечер тусовки, а для Саши – первый официальный (если можно так выразиться) выход в качестве… качество определил следователь – сожительница. А вызывал он их с Алексеем по поводу Гелы, к Саше приставили адвоката, что спасло от глупых высказываний, да не в том суть. Может, кому-то все равно, но ее покоробило скользкое и унизительное словцо.
Итак, в качестве сожительницы Алексея она должна предстать на суд людей, ворочающих большими делами. Легче провести корпоратив с кучей Робертов. Ну, да делать было нечего. Саша нарядилась в новое (дорогущее) платье, туфли (почти золотые), взяла сумочку (по мародерской цене) и спустилась вниз, где ждал ее Алексей в строгом костюме и при бабочке.
– Сашка… – открыл он рот в прямом смысле, разумеется, от восторга. – Ты просто ошеломляюще красива!
– Льстишь? Чтобы я не трусила?
– А где украшения?
– Тебе не нравится моя шея без побрякушек? А волосы?
– Мне все нравится в тебе… но…
– Я сэкономила твои деньги, и так потратила неприличную сумму.
– Привыкай к неприличным суммам, – не без гордости заявил он.
У любой дуры голова пойдет кругом от услышанных слов, и тут же, бросив своего щедрого возлюбленного, она бегом помчалась бы опустошать магазины. Но: «Дурак учится на своих ошибках, умный – на чужих!» Эта фраза намертво вросла в мозг и контролировала все вокруг, отсюда невольно обращаешь внимание на судьбы сверстников. На ее памяти, по крайней мере, две знакомых девушки успели услышать эти же слова, потерять голову от неприличных сумм, а потом и сам источник. Поэтому, обняв Алексея за шею, Саша в некоторой степени огорошила его:
