– Ищешь приключений на свою задницу, – хмыкнул тот.
– Ищу приключения на чужие задницы, – почти согласилась она. – Я не могу без драйва, тем более у меня теперь другой профиль, со скучным искусством покончено. Мне нужны разоблачения, тайны, махинации, политика, а не вазочки-цветочки с мазней на холстах.
– В желтую прессу перекочевала?
– Вот не надо высокомерия, не надо. У меня сейчас пик востребованности, поэтому ради материала я пролезу в любую щелочку. Ты же меня заведешь в трапезную? Тамила очень кушать хочет. Не думаю, что охрана потребует приглашение, но у тебя-то оно есть.
– Ладно, за нашим столом место имеется. Фотоаппарат спрячь, дурында, с ним и меня не пропустят.
– Ой, правда… Спасибо, милый, я тебя обожаю…
Ее воркующий голосок отдалялся, Саша выглянула из-за угла и увидела их спины уже у входа в ресторан. Пронесло и здесь. Выждав небольшое время, она тоже побрела к входу, а потом решила посидеть на скамье, ведь за столом придется торчать еще долго. Через несколько минут услышала:
– Саша?
Голос она узнала, очень уж он своеобразный, певучий с оттенками насмешки и превосходства. Когда повернулась к женщине, стало ясно, почему нервничала мама Алексея, несмотря на возраст всех троих, не предполагающий жгучих романов. На вид матери Роба можно было дать лет тридцать пять, это для тех, кто не в курсе, что у нее взрослый сын, а те, кто в курсе, могли вычислить года и удивиться. Холеная, с гладкой кожей, с шикарными волнистыми волосами до талии цвета зрелой пшеницы, выгоревшей на солнце. А грудь… под тонкой тканью угадывалась девичья грудь, но никак не пожилой тетки. А длинная шея… А лицо… Эта женщина безупречна. Мать Роба присела на скамью, в упор разглядывая Сашу, которой осталось делать вид, будто она не догадывалась, кто перед ней:
– Да, я Саша… Александра. А вы…
– В России я была Катериной, но сейчас Катрин. Можно без отчества, не люблю. Так вот, оказывается, какова девушка, которую полюбил мой сын… Я мама Роберта, его родная мама.
– Очень приятно, – вежливо сказала Саша.
На самом деле не очень приятно. Незнакомая женщина беспардонно заявляет о «любви» сына, имя которого возвращало Сашу на корпоратив. Что-то подсказывало Саше, мама Роба взяла на себя роль сводни, и она не ошиблась:
– У Роберта много достоинств, ты просто не оценила…
Росло раздражение, но Саша держала себя в руках:
– Как он может любить, не зная меня?
– М-да… Вообще-то, тебя необязательно знать. Видишь ли, девочка, на тебя хочется смотреть. Дело не в красоте, нет. Сейчас столько красивых девушек вокруг… на каждом углу, есть красивее тебя. Но не на всех хочется смотреть до бесконечности, не всякая внешность приносит радость – я об этом. Не знаю, как это называется, только чувствую и… понимаю Роберта. Он умеет любить, Саша, он щедр, открыт, но ты моего сына отвергла. Чем он, по-твоему, хуже Алексея?
Ну, все, маразмов достаточно на сегодня, Саша подскочила со скамьи и уже не следила ни за тоном, ни за словами:
– Знаете, не хочу говорить о вашем сыне. Никого он не любит, кроме себя. Я для него такая же игрушка, как все, кто его окружает, но которая не далась. Это каприз, уязвленное самолюбие, потому что его прокатили, а хочется быть победителем. Пусть он расскажет вам, как пытался изнасиловать меня, так что любите своего сына сами, а мне он противен с тех самых пор.
Не оглядываясь, переполненная негодованием, Саша отправилась к ресторану, шагала, как солдат, чтобы дама сзади видела: в истории с Робом многоточия нет, только жирная точка. У входа столкнулась с Алексеем, ахнула:
– Ой, Алеша!.. Хорошо, что тебя встретила. Может, домой поедем?
– О чем разговаривала с ней? – ответил он встречным вопросом.
– Не я с ней, она со мной, рекламировала Роберта, чем вывела меня из равновесия.
Алексей обнял ее за плечи и повел внутрь, наставляя:
– Будь осторожна с ней, эта мегера зацепится за ничего не значащую фразу, разовьет ее до абсурда, начнет действовать – и у тебя куча проблем.
– Я высказала все, что думаю о Робе, и ушла.
– Молодец.
– А домой? Пожалуйста…
– Сашка… Я бы и сам поехал, но мы не можем. Пойми. Еще час-полтора, и слиняем по-английски, обещаю.
За их столом Тамила уплетала яства, будто ее, оголодавшую, привезли с необитаемого острова, где она позабыла хорошие манеры: причмокивала, брала еду пальцами и еще облизывала их, постанывая от удовольствия. Какая-то дурацкая демонстрация непонятно для чего. Правда, если б не Роберт за этим же столом, Саша тоже, может быть, чего-нибудь съела, но от одного его вида аппетит улетучивался.
Снова были поздравления, танцы, пели певцы… Снова стол опустел, Саша попросила официанта принести кофе, иначе уснула бы даже при таком шуме. Не ее это праздник, ощущала она себя диковатой провинциалкой, попавшей на чужой стул, и ничего не могла с данным фактом поделать. Наверное, так происходило потому, что на банкетах она всегда находилась по другую сторону праздника – где музыканты, официанты, артисты.
Внезапно где-то снаружи раздался визг, причем несколько раз. Кто-то в зале продолжил танцевать в медленном танце, а кое-кто вышел из-за столов и стремительно направился к выходу, видимо, посмотреть, что случилось. Сидевшая одна за круглым столом и откровенно скучавшая Саша тоже, поставив чашку с остатками кофе, поднялась и вышла на воздух.
Небольшой сквер перед рестораном пустовал, но пара человек торопилась за угол, где не так давно она слушала диалог Роба с Тамилой. Туда поплелась и Саша. За углом стояла плотная толпа и на что-то смотрела. Обойдя за спинами людей в поисках возможности пройти сквозь них, Саше удалось это сделать и увидеть, что привлекло всех сюда.
У стены ресторана лежала, раскинув руки, Катрин. Лицо повернуто в сторону, глаза нереально широко распахнуты, они бессмысленно смотрели куда-то, где жизни вообще нет. Пшеничные волосы, шелковые и мягкие, расползлись длинными прядями по груди, шее, по животу, змеились на асфальте… Камень! «Дикий» камень, необработанный, большой и бесформенный. Он лежал рядом с головой, тонкая прядь зацепилась за него, а на одном из острых выступов – темные пятна… Вне сомнений, это пятна крови… Откуда взялся здесь камень? Из декоративного бордюра рядом с асфальтовой дорожкой вдоль стены.
Но с Катрин произошла метаморфоза: ей уже не дала бы Саша тридцати пяти лет, на асфальте она видела женщину, которой минимум пятьдесят, в вечернем коралловом платье, облепившем ее немолодое, но стройное и безупречное тело.
Саша скосила глаза на безмолвных людей, окруживших труп, они были потеряны, напуганы, изумлены, кто-то не смог скрыть брезгливости – такова правда: человек приятен, когда он жив.
Одна Тамила хладнокровно щелкала фотоаппаратом безжизненное тело с разных ракурсов, не выказывая ни эмоций, ни отношения к погибшей, хотя была хорошо знакома с ней. Она ответственно работала, собирая материал…
