11
Распределение вывесили в среду только на один спектакль – на «Бесприданницу» Островского, режиссер Вадим Пуншин. Женщины-актрисы снова обделены, ведь в этой пьесе всего две женские роли, потому стояли у расписания с кислыми минами пару минут, потом уныло расходились.
– Боярова! – вытаращилась пожилая актриса (заслуженная и с очень громким голосом), когда пришла Саша. – Я была уверена, что Ларису будешь играть ты! У Алисы не хватит мастерства…
– Вы о чем? – хмыкнула появившаяся Анфиса, трезвая и румяная после мороза. – Мастерство и Алиса? Ха! Странно слышать. Она вообще не актриса.
– Я плохо пою, – сказала Саша заслуженной артистке.
– Не свисти, – отмахнулась Анфиса, – ты неплохо поешь, я слышала.
– У нас Лариса будет танцевать, – проговорил Радик за спинами.
Саша кинула взгляд назад на преданно-хитрую рожицу, которая, подняв подбородок выше положенного, уткнула свои тупые глазенки в расписание, но промолчала. Зато Анфиса не поскупилась ни на издевательский тон, ни на правду, которую обычно в театрах не принято говорить:
– Да ты что! Новое прочтение, да, Радик? А ничего, что у Островского Лариса поет? Блистательно поет! А не пляшет у шеста…
– Ну, почему сразу у шеста? – возмутилась заслуженная, получившая роль матери бесприданницы.
– А что, по-вашему, может плясать Лариса Огудалова в современном прочтении? Не «Камаринскую» же! Что, хип-хоп? Фанк? Соул? Неужто контемпорари? Нет! Брейк на шесте с голыми сиськами – вот жесть! Я угадала, Радик, наш дорогой Паратов? М-да, амплуа нынче устарелый тренд, а жаль.
Задела его, и очень сильно. Некрасивому человеку указать, что его внешность далека от амплуа героя, – это наступить на комплексы неполноценности, нанести удар по самолюбию. Радий умудрился получить роль, которую ни при каких обстоятельствах не должен играть даже в страшном сне. И он это знал! Однако посчитал, что настал его час, потому максимально индифферентно, чтобы не выдать, насколько он оскорблен, указал на распределение и сказал:
– Там написано: проект по мотивам.
– О, уже проект, а не спектакль. Запомни, Радий… – Анфиса перешла на злую тональность, постучала пальцем по листу с распределением. – Это начало конца. Нашего. Потом не нойте, новаторы хреновы.
Октавий Михайлович давно слушал в сторонке перепалку, надевая очки и идя к расписанию, заметил:
– К сожалению, автор не даст в морду за спектакль по мотивам, потому что он почил! Что тут у нас?.. Так-так… Ой, е-мое! Сашуля, тебе повезло… а мне нет. Радик, ты лицо приближенное к гениям, не знаешь, Кнуров тоже будет… э… выписывать па? Последний раз я блестяще танцевал и имел феноменальный успех в балете «Корсар», но в прошлой жизни.
Презрительно фыркнув, Радий развернулся и удалился с редким достоинством, отличающим людей высоких моральных принципов, а Окташа рассмеялся ему вслед. На защиту Радика встала заслуженная артистка:
– Окташа, прекрати! Молодой режиссер нашел нестандартное решение, увлек актеров… Он имеет право на свое прочтение…
– Ой, ой, ой! – поднял тот руки, сморщившись. – Бабушка, прочтение есть только одно – авторское. Он писал и читал, потом снова писал…
– А гении, примазавшиеся к автору, – продолжила Анфиса, – должны раскрыть глубину, показать актуальность проблемы в наши дни, а не перекраивать пьесу по своему усмотрению. Пора уже защищать классиков от режиссерского терроризма.
– Ой, Анфиса, ты такая злая… – упрекнула ее заслуженная.
– Ага. А такие добрые, как вы, погубили массу театров в стране.
– Сашуля, хочешь конфетку? – увел в сторону от темы Окташа.
– Нет, Октавий Михайлович, врач запретил есть сладости.
Сашиного врача зовут Иннокентий, он строг и наложил вето на любые виды подарков, даже открытки. Окташа протянул конфету Анфисе, та забрала и сунула в карман шубы:
– На закус не пойдет, но спасибо. Александра, не рыдай, этот спектакль… простите, по-новому, проект (!) заведомо провальный.
– Я знаю, – улыбалась Саша, ничуть не расстроившись.
Не сговариваясь и не торопясь, обе пошли к гримеркам, хотя утро свободное, репетиций не будет. Но, придя в театр, мало кто уходил сразу, актеры любили походить по пустому зданию без цели и без дела. Хорошо или плохо играя (как умея), они в любом случае оставляли частицы себя в этом здании, своей души, своих чаяний. Может быть, эти витающие частицы и не отпускали?
– Не знаете, почему не вывесили распределение на спектакль Геннадия Петровича? – осведомилась Саша.
– Не-а. Не волнуйся, мы с тобой попадем к нему. Наверное, он еще не определился с пьесой. Но и третий спектакль берут в работу, режиссер приглашенный, ведь «Бесприданница» с дистанции сойдет сразу после премьеры.
Оглядевшись, Саша чуть наклонилась к Анфисе, которая меньше ростом на голову, и шепотом спросила:
– Скажите, зачем Геннадий Петрович держит этого… Пуншина? Он же не умеет ставить спектакли.
– Не знаю, – в тон ответила та. – Кто из приличных режиссеров поедет в дыру? У нас шесть-восемь спектаклей в год! Должно быть постоянное обновление репертуара, чтобы зрители ходили. Гена не может справиться один, а на приглашенных нужны деньги, их никто не дает. Деньги оседают в крупных театрах, маленьким достаются объедки, а то и этого не дождешься. Потом, артисты не должны шататься без дела, их надо занимать.
Не ощутив враждебности к себе, Саша охотно болтала с Анфисой, которая сделала ей несколько замечаний по роли Марии Стюарт – очень нужные, они обогатят исполнение. Никакая Анфиса не стерва, а наподобие Саши выбрала уединение в коллективе, что чувствовалось по манере держаться: она закрыта, застегнута на все пуговицы, в то же время на контакт пошла. Общение с ней было определенным знаком: Боярову Александру признали, приняли.
А вскоре позвонил Иннокентий, предложил продолжить рассказ в кафе, пока есть время, ведь надолго оставаться в пустующем театре нежелательно…
* * *
Жизнь не текла своим чередом, как хотелось бы, где-то неделю спустя после трагической гибели родной матери Роберта, Саше позвонили: Изабеллушка попала в больницу с инфарктом. Как было не отплатить за добро теплом, вниманием, заботой? Саша помчалась в больницу и ночами оставалась рядом со старушкой, тем более что врачи обещали: при хорошем уходе бабуля быстро поднимется на ноги, будет скакать и выносить мозг окружающим. Эх, не знали они, какой замечательный человек эта самая бабуля. И да, Изабелла на поправку шла ускоренными темпами, настойчиво просилась домой, а то, мол, помрет и не узнает последних новостей от подружек. Короче, веселила медперсонал.
Перед выпиской в той же больнице Саша получила подтверждение: беременна – два с половиной месяца! Но пока помалкивала о таком важном событии, продумывая подходящую ситуацию.
Алексей перевез Изабеллу Дмитриевну, нанял парней, которые перенесли ее в квартиру, и не возражал, если Саша поживет у нее несколько дней, пока старушка не приспособится к быту в домашних условиях. Всего три-четыре дня, потом будет легче, Саша вернется к Алексею, а к Изабеллушке станет приезжать.
