В ответ послышались рыдания.
Уна обежала вокруг здания и успела выскочить на улицу прежде, чем полковник открыл входную дверь. Она спряталась за живой изгородью на соседнем участке и прикрыла рот меховым воротником пальто, чтобы не было слышно ее тяжелого дыхания. Полковник между тем подошел совсем близко; сквозь изгородь Уна видела его ботинки каштанового цвета.
– Черт бы побрал этих репортеров, – пробурчал полковник. – В следующий раз я придушу кого-нибудь из них, даже если это будет женщина.
Он развернулся и ушел в дом. Когда за ним закрылась дверь, Уна выбралась из укрытия. Голова у нее шла кругом от пережитого страха, быстрого бега и возбуждения, вызванного тем фактом, что она украла письмо. Интересно, чувствовал ли Дэвисон что-нибудь похожее в начале карьеры, когда работал, по его выражению, «в поле»? Да, это были настоящие приключения. Однако Уна не хотела бы заниматься шпионажем: слишком велик риск, что тебя прикончат. Дэвисон рассказывал ей всякие ужасы о том, как людей душили, отравляли, сбрасывали со скалы. Но если журналистика дарит такой азарт, какой сейчас ощущала Уна, то эта профессия – для нее. Ей не терпелось рассказать Дэвисону о переделке, в которую она попала, однако по зрелом размышлении девушка решила, что лучше пока не говорить ему об этом.
Она вытащила письмо, но на улице было слишком темно, чтобы разобрать что-либо. Судя по тому, что Уна успела понять из этих строк, полковник вел двойную игру. Интересно, кто эта Нэнси, с которой он связался? Уна поспешила к уличному фонарю, где и принялась читать дальше. При этом она заметила, что руки у нее все еще дрожат.
Глава 17
Я глотнула чая, и он неожиданно придал мне такую бодрость, какой я не чувствовала уже много дней. Ночью я решила все-таки пойти в полицию и выложить все относительно Кёрса. Снились же мне кошмары с мертвыми детьми – Элиза Рейд, которая кричала в руках своего убийцы и внезапно превращалась в Розалинду.
Накануне, возвращаясь с кладбища, я задержалась на миг около харрогейтского полицейского участка и даже начала подниматься по ступенькам, но остановилась в нерешительности. Конечно, мне хотелось покончить со всеми этими мучениями. Я подумала, что, узнав от меня всю правду, полицейские, может быть, помогут мне избавиться от Кёрса. Я покажу им его записки с инструкциями, они позвонят в Скотленд-Ярд, и доктор будет арестован, а я в тот же день вернусь к Розалинде, Шарлотте и Питеру. Но затем я вспомнила слова Кёрса о его сообщнике и о том, что он сделает с Розалиндой, и, оставив позади притягательные огни полицейского участка, направилась сквозь вечернюю мглу к водолечебнице.
Я в одиночестве сидела в ресторане за поздним обедом и вдруг заметила, что около моего стола стоит женщина средних лет. Очевидно, в этот момент вид у меня был совсем унылый.
– Простите меня, ради бога, за то, что беспокою вас, но мы с мужем понаблюдали за вами и решили пригласить за наш стол. Вы не будете возражать? Обедать одной наверняка очень грустно.
Что ответить этой симпатичной полноватой женщине? Я была совершенно не в настроении вести светскую беседу, а рассказывать незнакомцам о своих горестях не могла.
– Большое спасибо, – сказала я. – Это исключительно любезно с вашей стороны, но боюсь, что в данный момент я не очень интересный собеседник.
– Это не важно, мы сами можем поддержать беседу, а Артур наверняка поднимет ваше настроение. – Она указала на соседний стол, где мужчина с раскрасневшимся лицом жестикулировал с преувеличенной экспрессивностью. – Вам стоит послушать его шутки. Некоторые из них настолько ужасны, что просто невозможно удержаться от смеха.
– Спасибо, может, как-нибудь в другой раз.
Женщина сделала еще один шаг ко мне и положила ладонь на рукав моего платья. У нее были очень красивые глаза, в которых светилась доброта.
– Я понимаю, – сказала она. – Вы приехали сюда ради вод? Говорят, они делают чудеса. Я уверена, благодаря лечению водами вы почувствуете себя новым человеком.
– Не совсем ради вод, – ответила я. – Дело в том, что я потеряла ребенка, дочь.
– О боже! – воскликнула моя собеседница. – Вы не против, если я присяду?
Я была против, но она уже устроилась на соседнем стуле.
– Простите меня. Это, конечно, очень тяжело.
– Да. Не знаю, как я справлюсь с этим. – Мне представилась темная сырая яма, в которую могильщики опускают маленький гроб. На глазах у меня выступили слезы. – Но, наверное, надо продолжать жить, даже если нет никакого желания.
– Я думаю, несчастья ниспосланы нам, чтобы испытать нас.
– Возможно, – сказала я, утирая слезы. – Простите, как вас зовут?
– Миссис Робсон, Дженет Робсон.
– А я миссис Тереза Нил.
Мы обменялись рукопожатием, и я почувствовала исходящее от Дженет тепло.
– Во всяком случае, как только у вас будет желание пообедать вместе с нами, дайте мне знать. А может, вы хотели бы прогуляться по городу в нашей компании?
Я не знала, что ей ответить, и над столом повисла неловкая пауза.
– Простите меня, пожалуйста, – произнесла я наконец. – Я веду себя, наверное, очень невежливо. Просто я никак не могу справиться со своей утратой. Иногда я не отдаю себе отчета, где нахожусь, память порой отказывает. Пожалуйста, не считайте меня совсем уж невоспитанной.
– Я вовсе не считаю вас такой. – Она поднялась. – Ну, мне надо вернуться к Артуру, пока он не начал приставать с разговорами к бедной официантке. Он бывает чрезмерно фамильярным. Пожалуйста, не забывайте: если вам станет скучно обедать в одиночестве, мы всегда будем рады составить вам компанию. – Она опять прикоснулась к моей руке, а потом вернулась к мужу за стол.
Я была крайне недовольна собой. Зачем я придумала эту историю про умершего ребенка? Отодвинув тарелку с едой, я пошла в свой номер. Лучше бы я привела какой-нибудь другой довод в качестве оправдания моей необщительности – болезнь, притупляющую мои умственные способности, необъяснимый приступ меланхолии, недавнее излечение от алкоголизма. Высказанная вслух мысль о смерти дочери сделала ее более реальной и пугающей.
Я легла спать в подавленном настроении, и ночные кошмары преследовали меня до самого утра. Проснулась я в холодном поту, но когда стала вспоминать отдельные обрывки сна, меня охватил гнев. Кто позволил Кёрсу вторгаться в мою жизнь? Какое право он имеет диктовать мне, что я должна делать? Можно подумать, я буду выполнять то, что он мне навязывает! Поднявшись с постели, я приняла окончательное решение. Пора было завершать этот мучительный психологический эксперимент. Несомненно, мне придется рискнуть, но этот риск будет оправдан. Я боялась, что иначе я сойду с ума. У меня не было склонности к интроспекции, и я не видела смысла в самокопании. Если меня что-то беспокоило, я стремилась высказать это в своих романах.
В ресторане, где был накрыт завтрак, я увидела миссис Робсон, сидевшую за тем же столом, что и прошлый раз. Я подумала, что надо подойти к ней и перекинуться парой слов.