– Дело в том, что я не знаю, кто это. Я набрала первый попавшийся номер из справочника.
– Понятно… Так, а теперь необходимо позвонить в полицию.
К этому я была готова.
– Да-да, конечно. Чем скорее полицейские приедут, тем лучше.
– Вот именно. А вы не знаете ближайших родственников покойной? Их тоже надо оповестить.
– Ее ближайший родственник – муж, тоже врач, доктор Патрик Кёрс. Он живет в Рикмансворте, графство Хартфордшир.
– Я позвоню ему и сообщу печальную новость – или, может быть, вы хотите сделать это?
– Нет-нет, – ответила я, утирая слезу кончиком носового платка. – Мы с Флорой дружили давно, но последние несколько лет я провела за границей и ни разу не видела ее мужа.
– Понятно, – сказал Максвелл.
У него был несколько напряженный вид. Вероятно, доктор, как многие пьяницы, страдал от подагры. Затем он поднял голову и несколько секунд пристально разглядывал меня.
– Прошу прощения, но вы мне кого-то напоминаете. Мы с вами не встречались раньше?
Я чуть не упала в обморок.
– Нет, не припоминаю.
– Вы живете в Лидсе?
– Нет, я уже говорила, что жила последние годы за границей, в Южной Африке.
– Правда? Это далеко от Йоркшира.
– Да, действительно. Я жила там с тех пор, как мой муж погиб во время войны.
– Сожалею. А может быть, я знаком с какими-нибудь вашими родственниками, миссис…
– Сомневаюсь. У меня нет родни в этих краях.
– Вот как? – Максвелл уставился в пространство, будто пытался отыскать там что-то забытое. – Разрешите узнать ваше имя?
Называть ему имя, под которым я остановилась в харрогейтской гостинице, было неразумно. Но тогда какое? Сначала я ничего не могла придумать, но затем мне в голову пришло слово, запомнившееся с детства, с тех пор как мы жили в живописной деревушке во Французских Пиренеях, у самого подножия гор. Я проводила там каникулы с родителями. Мы ходили по окрестностям с гидом, добросердечным человеком. Он поймал бабочку и подарил мне ее. Бабочка была очень красивая, с изумительной раскраской крыльев. А затем гид достал булавку и прикрепил бедное насекомое мне на шляпку. Я ужасно расстроилась, не знала, что делать… поэтому промолчала.
– Простите, я не понял, что вы сказали? – Голос Максвелла вернул меня к действительности.
– Моя фамилия Котеретс. Миссис Джессика Котеретс.
Максвелл направился к двери. Я почувствовала такое облегчение, что опять чуть не упала в обморок. Но в дверях он остановился и сказал:
– Мне придется связаться с лечащим врачом миссис Кёрс. Он должен знать, от чего она могла умереть. Или, может, вы могли бы помочь мне с данными о состоянии ее здоровья?
– Я посмотрю, не остались ли у Флоры какие-нибудь записи на этот счет.
– Я подожду внизу, в гостиной.
Я постояла у дверей, прислушиваясь, и убедилась, что доктор спустился на первый этаж. Тогда я кинулась к своей сумочке и достала пудреницу. Зеркало по-прежнему оставалось незапотевшим. Я дотронулась до холодного лба Флоры и пощупала ее руки, которые уже начали синеть.
Глава 27
Уна колебалась, стоит ли ей повторно встречаться с доктором Кёрсом. Дэвисон предупреждал, что нельзя подвергать себя опасности, и к тому же Уне вовсе не хотелось принимать еще одну дозу этого тоника. Но доктора – уважаемые члены общества, а Кёрс обещал поделиться с ней конфиденциальной информацией о миссис Кристи и Нэнси Нил. Конечно, эта информация могла оказаться несущественной, но, как показывают романы Агаты Кристи, иногда незначительные детали дают ключ к разгадке. Уна поехала в Рикмансворт. Около дома Кёрса она столкнулась с двумя полицейскими, выходившими оттуда.
– Простите, мисс, – обратился к девушке более старший из них и загородил ей путь. – Наверное, вам лучше перенести консультацию у доктора на другое время. Мы только что сообщили ему печальную новость.
– Надеюсь, не совсем плохую?
– Увы, как раз самую плохую из тех, что человек может услышать, – ответил молодой полицейский.
– Тогда, наверное, я и в самом деле зайду в другой раз, – сказала Уна и собралась было удалиться вместе со стражами закона, но в это время в дверях появился Кёрс.
– Господа полицейские, пропустите, пожалуйста, даму ко мне, – крикнул он.
«Интересно, что случилось?» – подумала Уна, направляясь ко входу в дом.
– Мисс Кроу, вы как раз тот человек, который мне нужен, – произнес Кёрс. В глазах его светилась отчаянная решимость.
– Доктор Кёрс, у вас что-то произошло? Полицейские сказали, что вы получили плохое известие.
– Ох, да. Заходите в дом, я расскажу вам. Узнав эту новость, я отпустил миссис Джонстон домой. Она предлагала остаться, чтобы поддержать меня, но я не хотел, чтобы она крутилась тут и кудахтала, как наседка. Ох, простите, я, наверное, кажусь вам неотесанным чурбаном, но когда тебя огорошат таким известием…
– А что случилось?
Доктор провел ее в кабинет и предложил сесть.
– Мне только что сообщили, что умерла моя жена Флора.
– Какой ужас! Представляю, как вы сейчас переживаете.
– Да, это, конечно, печально. Правда, в последнее время у нас возникли определенные проблемы, и мы предпочитали жить отдельно. Флора осталась на севере, где она родилась. Говорила, что ей никогда не нравились южные графства. А я не мог бросить здешних пациентов. Я знал, что ее здоровье ухудшилось некоторое время назад, но не представлял, что настолько. Полицейские сказали, что ее нашли сегодня утром в постели мертвой.
Неприязнь, которую Уна поначалу испытывала к нему, была смыта волной сочувствия. Когда умер ее отец, потрясение было столь велико, что и сейчас она ощутила острую боль.
– Я ужасно, ужасно сожалею, – сказала она, глотая слезы. Слова эти относились не только к потере, постигшей Кёрса, но и к ее собственной.
– Да, бедняжка Флора. Она так любила жизнь, была такой активной и радостной, пока болезнь не стала подтачивать ее силы. Мне будет очень не хватать ее. Но я слишком разговорился о своих проблемах. Иногда приходится напоминать себе, что я врач.
Кёрс встал и подошел к Уне, которая сидела в кресле и рыдала.
– Не знаю, что нашло на меня. Никак не могу привыкнуть к мысли о смерти отца, – сказала она, утирая слезы. – Пожалуйста, простите меня. Это очень эгоистично с моей стороны. Вы только что потеряли жену, а я оплакиваю отца, который умер полтора года назад.
– Тут нечего прощать, – ответил Кёрс, положив руку ей на плечо. – И не надо сдерживать свои чувства. Как там говорится у Шекспира? «Рыданья ослабляют горечь мук…»
[11]
