В попытке склонить Хорти к продолжению боевых действий Гитлер использовал всю свою силу убеждения. Он сказал, что Германия и ее союзники находятся в одной лодке в бушующем море. Совершенно ясно, что каждый, кто попытается покинуть ее, немедленно утонет. Позицию Хорти в отношении евреев фюрер принять отказался, отметив, что проеврейские настроения в Венгрии ему совершенно непонятны. «Зачем нам лайковые перчатки? В конце концов, это евреи спровоцировали мировую войну!» На следующий день переговоры продолжились, и Хорти попросил объяснить, что от него еще требуется. Возможности зарабатывать на жизнь евреи в Венгрии уже лишены. Не убивать же их теперь? Министр иностранных дел Германии Иоахим фон Риббентроп, присутствовавший на встрече, заметил, что евреев следует загнать в лагеря и — да, уничтожить. Гитлер одобрительно кивнул. Вот в Польше ситуация с евреями значительно улучшилась! К ним вообще нужно относиться как к туберкулезным бациллам, которые могут заразить здоровый организм. «Это не жестокость, если вы согласны с тем, что даже таких невинных созданий природы, как кролики или олени, следует убивать в ситуации, когда они могут причинить вред. Зачем делать исключение для животных, которые хотели принести к нам большевизм?»10
С точки зрения немцев, переговоры с Хорти прошли неудачно. 7 мая 1943 года Геббельс писал в своем дневнике: «Венгры прекрасно понимают, что одними словами войны не выигрываются. А еще они явно знают наши слабые места и постепенно к этому приспосабливаются»11. Речь, вероятно, идет о докладе, сделанном 30 апреля оберфюрером Эдмундом Виссенмайером, незадолго до этого направленным в Венгрию, чтобы оценить ситуацию на месте. В документе, в частности, был такой вывод: «Венгерские власти рассматривают евреев как гарантию защиты своих интересов и убеждены, что благодаря евреям они смогут доказать, что вступили в войну на нашей стороне исключительно по необходимости, а сами косвенно помогали врагам стран оси, занимаясь скрытым саботажем [не выдавая евреев]»12.
На колебания румын и венгров Гитлер отреагировал в типичной для себя манере. Он решил, что «малые страны» должны быть как можно скорее ликвидированы, о чем и сказал в мае 1943 года гауляйтерам. В конце концов, заявил фюрер, «…сегодня мы живем в мире, который рушился и продолжает рушиться»13. Другими словами, Гитлер уже тогда решил в случае, если Хорти не сделает то, что от него требуется, оккупировать Венгрию.
Весной 1943 года похожие проблемы у Германии возникли и с другой союзницей — Болгарией. В официальном коммюнике после встречи Гитлера с королем Борисом, произошедшей 3 апреля, было сказано, что у них состоялся долгий сердечный разговор, который прошел в духе традиционно дружеских отношений, существующих между Германией и Болгарией14. Между тем болгары, как румыны с венграми, уже колебались в поддержке немцев, особенно в еврейском вопросе, хотя в феврале 1943 года болгарский государственный комиссар по еврейским делам Александр Белев согласился на требование представителя Эйхмана Теодора Даннекера выдать немцам более 20 000 евреев, которые не являлись гражданами Болгарии. Болгары понимали, или по крайней мере могли сильно подозревать, что отправляют этих людей на гибель, особенно после публичных заявлений лидеров держав антигитлеровской коалиции, сделанных в декабре предыдущего года, о начале реализации нацистской программы уничтожения евреев. И все-таки к концу марта власти Болгарии способствовали депортации с оккупированных ею территорий, в том числе из Фракии и Македонии, более 11 000 евреев. Почти все эти люди погибли в газовых камерах Треблинки.
Тем не менее, когда послышались требования депортировать евреев из самой Болгарии, начались публичные протесты. Антисемитизм никогда не был характерен для болгар, и в конце 1941 года некоторые законы, направленные против евреев, правительство приняло скорее не из идейных соображений, а не желая навлекать на себя гнев своих немецких союзников15. Теперь, столкнувшись с возможной высылкой из страны евреев, живущих рядом, многие болгарские граждане сочли сие невозможным. Разумеется, определенную роль в этом сыграли известия о поражении немецких войск под Сталинградом. И вот вместо того чтобы отправлять евреев на смерть, болгарские власти приняли закон, по которому софийские евреи лишались недвижимости и направлялись на жительство в разные провинциальные города. Это практически исключало возможность депортации, но все-таки доставило евреям немало трудностей. После войны некоторые болгарские политики пытались облагородить историю страны, которая спасала «своих» евреев. Никакого благородства здесь нет, особенно с учетом того, что произошло с евреями Фракии и Македонии.
В апреле — мае 1943 года Гитлер узнал не только об отношении кое-кого из собственных союзников к евреям, но и о сопротивлении, на которое оказались способны сами евреи. 19 апреля в варшавском гетто вспыхнуло восстание. Гетто подлежало ликвидации. Остававшихся там евреев нужно было депортировать. Общее руководство операцией осуществлял бригаденфюрер СС, генерал-майор полиции Юрген Штроп, а участвовали в ней до 2000человек — сотрудники СД, полицейские, военнослужащие вермахта и подразделения СС, в том числе батальон, состоявший из украинских и латышских националистов.
Их встретили повстанцы — после создания варшавского гетто на его территории продолжали действовать общественно-политические объединения и нелегальные организации различной направленности и численности. У сопротивлявшихся было оружие — пистолеты, гранаты и самодельные бомбы. Одним из участников восстания стал 24-летний Марек Эдельман. Он говорит, что его и его товарищей по Еврейской боевой организации подвигло на это известие, что немцы собираются отправить их всех на смерть. В гетто знали, что происходит в Треблинке. Один из местных жителей добрался до Варшавы и рассказал, что их ждет в лагере. «Было трудно поверить, что тебя могут убить ни за что, — говорит Эдельман. — Но так оно и происходило»16. Словом, в варшавском гетто решили дать нацистам отпор. «Разумеется, — говорит Марек, — известия о лагерях смерти стали тем фактором, который подтолкнул к сопротивлению». Свою роль сыграло и то, что в гетто к этому времени оставались только крепкие, здоровые люди. Стариков и детей немцы уже отправили в Треблинку… Повстанцы решили встретить смерть не в газовых камерах, как привелось их родным, а в бою.
Оружие участникам восстания было передано по распоряжению руководства Армии крайовой, но кое-что они добыли и сделали сами. По словам Марека Эдельмана, на гранаты шли обрезки металлических труб — их начиняли порохом. Конечно, немцы, вошедшие в гетто, оказались застигнуты врасплох: сопротивления они не ждали. Как говорит Эдельман, первые несколько дней были их победой. А вот воспоминания Аарона Карми: «Я стрелял из пистолета в немцев, которые шли мимо. Нацисты кричали: “На помощь!” — и пытались укрыться за стенами. Мы впервые увидели, как немцы убегают. Мы же привыкли сами от них удирать… Они не ждали, что евреи могут так сражаться. Была кровь… Я не мог оторвать от нее глаз. Я повторял: “Немецкая кровь!”»17
Ни Эдельман, ни Карми, ни большинство других повстанцев не имели никакого боевого опыта, но это их не остановило. «Научиться стрелять очень легко, — говорит Эдельман. — Тут не нужны тренировки. Ты не на фронте, где генералы руководят сражением. Это партизанская война. Немец идет по улице, ты при удобном случае стреляешь в него. Если он тебя не видит, еще лучше. Надо только иметь волю к борьбе и оружие, вот и все»18. Участники восстания понимали, что шансов на победу у них нет. «Да, мы знали, что не победим, но все равно должны были показать нацистам, что мы люди, такие же, как все остальные, — подтверждает это Марек. — На войне ты человек, когда убиваешь врага».
