Наиболее радикальное утверждение Гитлера о евреях из «Моей борьбы» хорошо известно. «Если бы в начале и во время войны, — писал он, — двенадцать или пятнадцать тысяч еврейских развратителей народа попали под ядовитый газ, как это произошло с сотнями тысяч наших самых лучших немецких рабочих на поле боя, то жертвы миллионов на фронте были бы не напрасны. Напротив: вовремя уничтоженные двенадцать тысяч мерзавцев могли бы спасти жизни миллионам истинных немцев, ценных для будущего»13.
Обратим внимание: Адольф Гитлер недусмысленно заявил, что евреев следовало бы отравить ядовитым газом во время Первой мировой войны. И все-таки делать из этого вывод, что уже в тот момент он однозначно сложил в уме такую судьбу для всех евреев, было бы ошибочно. Конечно, прочитать невысказанные мысли Гитлера не представляется возможным, но сказать (с известной долей уверенности), что в то время он публично не выступал за уничтожение евреев, ошибкой не будет. Упоминая о ядовитом газе, Гитлер называет определенное число евреев, которые, по его мнению, саботировали военные устремления Германии. Свидетельств, что он хотел распространить такую практику на целые еврейские семьи и проводить массовое умерщвление евреев, нет. Политика национал-социалистической партии оставалась направленной на преследование евреев и лишение их немецкого гражданства — и на этой версии их будущего базируются все высказывания Гитлера в «Моей борьбе».
Тем не менее существует одна непосредственная причинная связь между взглядами, которые он выражал по поводу евреев в своей книге, и тем, что произошло позже. Гитлер полагал, что евреи, действуя в тылу, подорвали шансы Германии на победу в мировой войне, и был готов сделать все, чтобы им не удалось нечто подобное еще раз. «На совести этой нации преступников — два миллиона погибших в той войне, — говорил фюрер в частной беседе 25 октября 1941 года, спустя два года после начала Второй мировой, — а сейчас уже на сотни тысяч больше»14. С мыслью о том, что из событий Великой войны следует извлечь непосредственный урок, и этот урок легитимизирует Холокост, мы столкнемся позже.
Таким же образом, даже при том, что трудно поддержать утверждение, согласно которому Гитлер во время работы над «Моей борьбой» намеревался, в случае прихода к власти, проводить политику уничтожения всех евреев, нельзя сказать, что где-то в глубине души даже на этой стадии ему не хотелось бы, чтобы они исчезли. В своей книге будущий вождь Третьего рейха пишет, что если бы мог нажать кнопку, которая привела бы к полному исчезновению всех евреев в мире без каких-то последствий для него лично или для партии, он бы непременно это сделал. Это не означает, что у Гитлера уже был план убийства евреев; просто его ненависть к ним стала практически непреодолимой.
Оправдывая антисемитизм, Адольф Гитлер в «Моей борьбе» ссылался на традиционные предрассудки по отношению к евреям, существующие в христианстве. Он писал, что действует в согласии в волей Творца: «…защищая себя от еврея, я сражаюсь за дело Господа»15. Двумя годами ранее, выступая в Мюнхене, Гитлер был еще более откровенен в своей опоре на христианство: «Мое чувство христианина показывает мне моего Бога и Спасителя, как борца, — говорил он в апреле 1922-го. — Оно показывает мне человека, который, будучи некогда в одиночестве, окруженный лишь несколькими сторонниками, увидел этих евреев теми, кем они были на самом деле, и кто — истинный Бог! — был велик не как страдалец, а как борец»16.
Тот исторический факт, что Иисус родился евреем, очевидно, сильно мешал нацистам, но широко распространенная идея Хьюстона Чемберлена о том, что Иисус был не евреем, а арийцем, помогла преодолеть это затруднение. Теоретик нацизма Альфред Розенберг в книге «Миф ХХ века» развернул идею Чемберлена и предложил «позитивное христианство» — утверждение христианской церкви, свободной от «еврейского» влияния, с Иисусом, происходящим от нордического предка.
И все-таки собственное отношение Гитлера к христианству было сложнее, чем кажется на первый взгляд. Если в 1922 году он откровенно заявил, что является христианином, то мотив, стоящий за этим утверждением, почти наверняка прагматичен, если не сказать циничен, поскольку будущий фюрер хорошо понимал, что рискует оттолкнуть многих сторонников, если объявит себя неверующим. Он говорил: «Мне нужны как баварские католики, так и прусские протестанты, чтобы создать могущественное политическое движение. Все остальное придет позже»17.
Важно отметить, что через два года после написания «Моей борьбы» Адольф Гитлер уже не говорил, что является христианином. Вместо этого он сделал двусмысленное заявление, что действует в согласии с Творцом всемогущим и сражается за дело Бога. Христианин, прочитавший эти строки, мог предположить, что Бог в данном случае — Иисус, но слова Гитлера можно истолковать и так, что он верит в нехристианского Бога-творца, который предоставляет людям самим решать свои земные проблемы, и что не существует никакой потусторонней жизни, за исключением жизни нации. Его последующие высказывания по поводу христианства делают такую интерпретацию более чем убедительной. Например, позже Гитлер критиковал смиренность и слабость христианства18. В 1941 году Геббельс писал, что фюрер «…ненавидит христианство, потому что оно искажает все благородное в человечестве»19. Нет доказательств, что Гитлер искренне верил в божественное происхождение или воскресение Христа либо в какие-то иные ключевые догматы христианской веры. Напротив, он полагал, что на протяжении тысячелетий не существовало единой концепции Бога20.
Основное направление аргументации в «Моей борьбе», не считая упоминания Творца всемогущего, полностью антирелигиозное. Для Гитлера суть, определяющая природу мира, заключается не в религии, а в нации. Причина опасности евреев в том, кем они являются сами по себе. В «Моей борьбе» он пишет: «…все существование евреев базируется на одной великой лжи, а именно на том, что они — религиозное сообщество, в то время как они на самом деле — нация, да еще какая!»21
Единственная причина упадка цивилизаций, утверждал он, заключается в смешении разных наций и «итоговом падении национального уровня». Развивая аргументацию Хьюстона Чемберлена, Гитлер подчеркивал, что «еврей почти никогда не берет в жены христианскую женщину»22, а это означает, что евреи ревностно блюдут чистоту собственной крови, а значит, они особенно опасны. Главной борьбой за существование, следовательно, является борьба между двумя наиболее национально чистыми сообществами людей — арийцами и евреями. Необходимо подчеркнуть, что все эти утверждения правдой не являются. На самом деле немецкие евреи были одной из наиболее ассимилировавшихся групп европейских евреев.
Две следующие идеи Гитлера, изложенные в «Моей борьбе», важны с точки зрения того, что произойдет дальше. Первая — его приверженность идее, разработанной теоретиками расовой гигиены, о сохранении «качества» нации с помощью контроля над теми, кому позволено иметь детей. «Требование о том, — писал Гитлер, — чтобы неполноценные люди были лишены возможности приносить равно неполноценное потомство, — это чрезвычайно разумное требование, которое, при систематизированном исполнении, представляет собой самый гуманный акт человечества»23. Вторая идея — убежденность будущего вождя Третьего рейха в том, что для процветания нации немецкий народ должен иметь как можно больше территорий. Адольф Гитлер прямо указывал, где необходимо обрести дополнительное «жизненное пространство» (Lebensraum). «Если говорить о землях современной Европы, — писал он, — то в первую очередь мы должны думать о России и зависимых от нее приграничных странах»24. Более того, на территории СССР, которая больше всего привлекала Гитлера, — на плодородных землях Украины и Белоруссии — также проживало много евреев. Если бы Гитлер сразу решился осуществить свои намерения, конфронтация и с Советским Союзом, и с евреями оказалась бы неизбежной.
