Итак, 30 июня «поезд Кастнера» покинул Будапешт. Ева Спетер все еще не верила, что немцы сдержат слово, и, когда состав остановился в австрийском Линце, ее охватила тоска. Евреям предложили выйти — они должны пройти медицинское освидетельствование и… принять душ. Ева вспоминает: «Я стояла обнаженная перед врачом и старалась смотреть ему в глаза спокойно. Я думала: пусть он увидит, как гордая еврейка готова встретить смерть». Однако в душевой из кранов действительно полилась вода — теплая, приятная… «Очень обнадеживающе. После того, как мы уже были готовы умереть здесь»38. В данном случае это на самом деле были медосмотр и санитарная обработка.
И тем не менее пунктом их назначения оказалась не Швейцария. Евреев привезли на север Германии — в концентрационный лагерь Берген-Бельзен. Один из его секторов был отведен для так называемых заключенных для обмена, то есть тех, за кого нацисты могли получить выкуп. Здесь евреи содержались в гораздо лучших условиях, чем в других лагерях. Шмуэль Хуперт, попавший туда вместе с матерью в 1943 году, вспоминает, что в Берген-Бельзене было нормальное питание, а еще он там научился играть в шахматы39. Евреи с «поезда Кастнера» тоже находились в привилегированном положении, и после нескольких месяцев переговоров подавляющее большинство из них наконец оказались в безопасной Швейцарии.
После войны Рудольфа Кастнера осуждали не только за то, что он предоставил места в поезде своим родственникам и многим друзьям, но и за то, что обрек на смерть десятки тысяч венгерских евреев, не предупредив, что нацисты планируют депортировать их в Освенцим. По первому пункту он был признан виновным, но по второму доказательства оказались не столь убедительными. Действительно, приехав в родной Клуж, Кастнер никому там не рассказал о реальных намерениях нацистов, однако есть сильные сомнения, что его вмешательство могло как-то изменить ситуацию. Еврейские организации, существовавшие в Венгрии, в частности «Бней Акива» — молодежное крыло религиозно-сионистского рабочего движения, прилагали немало усилий, чтобы предупреждать евреев в разных районах страны об опасностях, которые им грозят, но верили им далеко не всегда40. Отчасти это объясняется тем, что у евреев там не имелось особого выбора — ни гор, ни густых лесов, в которых можно было скрыться, а многие местные жители являлись антисемитами. Свою роль сыграло и нежелание даже думать о том, что кошмарные слухи могут оказаться правдой. «Люди словно не слышали то, что им говорили, — утверждает Ева Спетер, — потому что не хотели верить в худшее. Человеку свойственно не хотеть в это верить. Люди всегда надеются на что-то лучшее… Надежду человек обретает с самого рождения…»41
Кастнер знал о массовых умерщвлениях в Освенциме, потому что читал отчет, который написали бывшие узники Рудольф Врба и Альфред Ветцлер, которым в апреле 1944 года удалось бежать из лагеря и вернуться к себе на родину, в Словакию. На 35 страницах данного отчета были описаны география лагеря смерти, практикующийся в Освенциме-Биркенау в течение почти двух лет метод массовых убийств в газовых камерах, а также события в Освенциме начиная с апреля 1942-го. Это было первое свидетельство заключенных Освенцима, которое в силу своей точности и достоверности вызвало резонанс на Западе. Биркенау там считали трудовым лагерем, центром целой сети других таких же объектов. В частности, Рихард Лихтхейм из еврейского агентства в Женеве, до появления отчета Врбы — Ветцлера полагал, что целью депортации евреев в Освенцим было обеспечение рабочей силой промышленных центров Верхней Силезии42. Отчет бывших его узников не оставил места для сомнений в реальной роли Освенцима. В нем, повторим, точно и подробно описывались начало работы новых крематориев с газовыми камерами в Биркенау в 1943-м. Детальность отчета неудивительна — о том, что там происходило, двум словакам рассказал член рабочей команды одного из крематориев Филип Мюллер. После войны он свидетельствовал: «Я передал Альфреду [Ветцлеру] план крематория и газовых камер, а также список эсэсовцев, которые служили на этом объекте. Кроме того, я отдал им записки, которые делал одно время, о том, как почти всех прибывающих умерщвляли газом в крематориях IV и V. Я подробно описал процесс уничтожения, чтобы они смогли поведать об этом всему миру»43.
В Будапеште подробности отчета Врбы — Ветцлера узнали в мае 1944 года. К концу июня эта информация достигла Лондона, а в начале июля — Вашингтона. Теперь, имея на руках документальные свидетельства, разные главы государств — от президента США до короля Швеции — выразили адмиралу Хорти резкий протест по поводу депортации венгерских евреев. Даже папа римский направил ему 25 июня письмо с призывом пересмотреть свои действия44. Архиепископ Дженнаро Веролино, представитель дипломатической миссии Ватикана в Будапеште, вспоминает, что даже до того, как появился отчет Врбы — Ветцлера, они пришли к выводу, что «принудительный труд за границей» означает депортацию. А депортация означает истребление, уничтожение… «Мы начали протестовать; сначала выступил папский нунций, а затем и другие дипломаты»45. Евреи Будапешта получили от них 15 000 охранных грамот. «Такая грамота однажды спасла мне жизнь, — говорит Ференц Винер, венгерский еврей. — Во время облавы я предъявил эту бумагу немецкому офицеру, и он позволил мне уйти»46. Этот и подобные ему случаи дали Герхарду Ригнеру, во время войны руководившему женевским бюро Всемирного еврейского конгресса, повод утверждать, что хотя бы в те дни Ватикан последовательно принимал верные решения, но сие единственный их пример в том, что касается Холокоста47.
Адмиралу Хорти предстояло решить, что делать. Настаивать на прекращении депортации в Освенцим и тем самым вызвать гнев немцев или позволить им действовать дальше, не обращая внимания ни на какие протесты? Вожди Третьего рейха, в частности Йозеф Геббельс, были уверены в том, что Хорти выберет второй вариант, и не только потому, что смогли заставить адмирала «пригласить» вермахт в свою страну и сотрудничать с СД и СС в депортации еврейского населения, но и потому, что, по их мнению, регент Венгерского королевства сам был рад избавиться от евреев. «В любом случае, — писал Геббельс в своем дневнике 27 апреля 1944 года, — Хорти больше не чинит препятствий очищению общественной жизни в Венгрии; напротив, он теперь смертельно ненавидит евреев и не возражает против использования их в качестве заложников. Он даже сам это предлагал… Как бы то ни было, венгры не нарушат ритм решения еврейского вопроса. Тот, кто сказал “А”, должен сказать “Б”, и венгры, начав Judenpolitik, по этой причине не могут ее прекратить. С определенного момента эта политика развивается сама»48. Очень красноречивая запись, поскольку рейхсминистр пропаганды откровенно заявляет, что немцы смогут заставить своих союзников участвовать в решении «еврейского вопроса». А если их руки окажутся запятнаны кровью, у тех не будет иного выхода, кроме как остаться с Германией до конца.
Хорти тем не менее выбрал первый вариант. Да, он уже более чем достаточно скомпрометировал себя, но 6 июля сказал, что Венгрия прекращает высылку со своей территории евреев. Через три дня депортация действительно приостановилась. Если адмирал Хорти посчитал возможным санкционировать ее, когда существовали только слухи — сколь бы убедительными и ужасающими они ни были — о том, что евреев убивают, то теперь, когда появились неопровержимые доказательства того, что евреев отправляют на верную смерть, он нашел в себе силы сказать нет. Конечно, свою роль сыграло то, что Миклош Хорти лично стал получать протесты от представителей международного сообщества. И безусловно, нельзя забывать, что под непосредственными ударами союзников оказался сам Будапешт: 2 июля американская авиация бомбила венгерскую столицу. Теперь, когда западные союзники вели бои во Франции, а Красная армия наступала в Восточной Европе, исход войны стал ясен — Германия ее проиграет, и настанет день, когда победившие державы призовут к ответу сателлитов агрессора. В прекращении депортаций адмирал Хорти видел шанс создать себе алиби. Алиби в том смысле, как его понимают, когда ищут обстоятельства, свидетельствующие о непричастности к инкриминируемым подозреваемым преступлениям. И венгерский диктатор такой шанс получил. После окончания войны 77-летний Миклош Хорти не был предан суду как военный преступник, хотя на этом по обвинению в массовых убийствах, организованных венгерскими военными в Воеводине в 1942 году, настаивало правительство Югославии, и переехал с семьей в Португалию, в Эшторил — приморский городок неподалеку от Лиссабона, где прожил еще почти 13 лет. Умер он в 1957 году.
