В среде венских евреев обычным делом стали самоубийства. Счеты с жизнью сводили в среднем пять человек в день, причем иногда публично. Уильям Ширер свидетельствут, что однажды его друг увидел, как в баре парень, похожий на еврея, достал из кармана старомодную бритву и полоснул себя по горлу60. 23 марта 1938 года Геббельс цинично отметил в своем дневнике: «Раньше самоубийства совершали немцы. Теперь настал черед других»61.
В ужасах, творившихся в Австрии, заметную роль сыграл Адольф Эйхман, в то время 32-летний лейтенант СД. Эйхман вырос в Австрии — его отца в 1913 году перевели работать в Линц — и, кстати, учился в той же школе, в которую ходил Гитлер. В 1932-м он вступил в нацистскую партию и в СС. В июне 1933-го деятельность НСДАП в Австрии была запрещена. Вскоре после этого Эйхмана уволили из «Вакуум ойл», где он тогда работал, из-за принадлежности к СС, и он вернулся на родину, в Германию.
Адольф Эйхман, ставший в СД главным специалистом по еврейскому вопросу, готовился к аншлюсу, собирая разведывательные данные на австрийцев, которые, по мнению национал-социалистов, представляли для рейха опасность62. Эйхман прибыл в Вену в марте 1938 года со списком, в который входили многие известные евреи, но скоро выяснилось, что изоляция таких людей чревата для нацистского режима проблемами. Лидеры рейха стремились заставить этих евреев эмигрировать, предварительно лишив состояния, но оказалось, что в еврейской общине не осталось никого из авторитетных фигур, которые могли бы, что называется, координировать данный процесс. Эйхман получил разрешение от начальства выпустить нескольких известных евреев, которые могли бы быть в этом полезны. Он даже вызвал к себе из камеры юриста Иозефа Левенхерца, чтобы обсудить с ним, как именно СД может взаимодействовать с еврейскими организациями, а потом отправил его обратно — дорабатывать план63.
Вскоре «исход» — сам Эйхман назвал эту систему конвейером — обрел реальные очертания64. Евреев, желавших получить разрешение уехать из страны, собирали в одном месте, где им предстояло пройти «собеседование» с рядом нацистских чиновников. В августе 1938 года начал работать центральный офис еврейской эмиграции, расположившийся в доме Ротшильдов. С марта по декабрь 1938-го Австрию покинули 80 000 евреев65. К началу войны — сентябрю 1939 года — их уже было около 130 000. Оплачивать свой отъезд эти люди должны были сами. Состоятельные помогали бедным через еврейские организации.
Аншлюс Австрии стал для гитлеровского режима несомненным успехом, как и быстрое выявление и задержание, а также изгнание евреев из страны. В результате всего этого еврейское население Германии оказалось в еще большей опасности, чем раньше.
Глава 7
Радикализация
(1938–1939)
После присоединения Австрии уверенность Гитлера в своих силах укрепилась, что называется, стократ. Сразу после аншлюса он стал говорить, что лично оказал немецкому народу огромное благодеяние: «Период моего руководства Германией входит в историю германского величия»1.
Скоро Адольф Гитлер уже заявлял, что само его существование — часть сверхъестественного плана Всевышнего: «…любой верующий в Бога должен признать: когда судьба народа изменяется за три дня, это божественное решение»2. И поскольку Господь теперь повелел Германии и Австрии объединиться, то «что соединил Бог, человек не разъединит»3.
И тем не менее, несмотря на все эти выспренные речи, никаких свидетельств набожности Гитлера нет. Кстати, это было ясно уже из контекста «Моей борьбы»4. Более того, он считал христианство «изобретением больного ума»5. Главная цель человечества, как Гитлер себе это представлял, — сохранение вида6, а его личная задача — вести немецкий Volk к новому миру. Этот мир будет процветающим и, конечно, расово чистым. В этом стремлении ему помогает мистическая сила — сам фюрер называл ее провидением. Примечательно, что еще в 1936 году он говорил: «…ни угрозы, ни предупреждения не остановят меня. Я иду тем путем, который назначило мне провидение, с инстинктивной уверенностью сомнамбулы»7.
И все-таки весной 1938-го Гитлер почувствовал, что времени, которое отведено ему «провидением» для реализации собственного предназначения, на все может не хватить. Выступая в Вене 9 апреля, незадолго до своего сорок девятого дня рождения, он посетовал на то, что потратил лучшие годы на борьбу за власть8. Все это — страх того, что время, отведенное для достижения величия, не будет длиться вечно, сверхуверенность в своей гениальности, совсем недавно наряду с прочим подкрепленная успехом в Австрии, и тревога за то, что другие страны быстро наращивают свои вооруженные силы, — стало весьма и весьма взрывоопасным.
Между тем в самой Германии нацисты теперь проводили более радикальную политику. Сначала гестапо обрушилось на «тунеядцев». С апреля 1938 года безработных немцев, отклонивших два предложения о трудоустройстве, отправляли в концентрационный лагерь Бухенвальд. В июне уголовная полиция начала так поступать с «асоциальными элементами». Существенной чертой данной кампании было то, что в ее ходе арестовывали и всех немецких евреев, ранее имевших судимость9. Трудоспособность при этом не имела значения — достаточно было просто быть судимым евреем и отсидеть в тюрьме больше месяца10. Это один из первых примеров того, что в ходе проведения каких-либо акций в масштабах страны к евреям относились более сурово, чем к представителям какой-либо другой национальности.
В результате облав в заключении в условиях, ужасающих даже по нацистским стандартам, оказались более 2000 евреев. В Бухенвальде, в частности, многие спали под открытым небом. Для некоторых охранников из частей СС появление евреев оказалось поводом, чтобы проявить личную злость на них, быстро перераставшую в садизм. Попавших в лагерь евреев направляли на самые тяжелые работы, и уже летом 1938 года почти 100 из них умерли. Было ли возможно освобождение? Очень редко, и только в том случае, если евреям удавалось убедить эсэсовцев, что они немедленно эмигрируют.
Жизнь немецких евреев, пока еще остававшихся на свободе, тоже становилась все хуже. Целый ряд новых антисемитских правил, появившихся в 1938-м, предельно ограничил их права. Еврейским врачам больше нельзя было лечить арийских пациентов. Евреям вообще запретили заниматься многими видами деятельности, в том числе быть коммивояжерами. Декретом от 17 июля 1938 года нацисты решили избавить себя от хлопот по идентификации и изоляции евреев: данный акт гласил, что отныне евреи, по именам которых нельзя определить их национальную принадлежность, должны использовать второе, дополнительное имя: мужчины — Израиль, женщины — Сара11.
Одновременно с началом этих — официальных — мер притеснения на евреев стали нападать прямо на улицах. Особенно часто нацисты делали это в Берлине — семена, посеянные Геббельсом, давали обильные всходы. В июне 1938 года сам он записал в дневнике: «Выступал перед тремя сотнями полицейских в Берлине. Призвал их к действиям. Никакой сентиментальности. Лозунг — не законность, а агрессия. Евреи должны убраться из Берлина. Полиция поможет»12. В результате евреев стали унижать в столице так, как этого не было с первых дней нацистского правления.
