Система образования со всей очевидностью показывает, что количественный рост не компенсирует отсутствие качественных улучшений. Неудивительно, что поднятый Нянь Сюэсэнем вопрос, который в Китае часто называют «головоломкой Няня», привлек внимание средств массовой информации. Роковым организационным изъяном китайских вузов является их недостаточная самостоятельность. Большинство из них финансируется государством и работает под строгим контролем министерства образования. Министерство назначает секретарей партийных организаций и президентов крупных китайских университетов. В университете секретарь парткома стоит на более высокой ступени административной лестницы, чем президент, и часто пользуется большим влиянием. Все образовательные программы должны быть сначала одобрены министерством образования. Благодаря непосредственному контролю над финансами, персоналом и программами обучения министерство образования оказывает всепроникающее влияние на китайские вузы, сопоставимое разве что с влиянием китайского правительства на государственные предприятия в дореформенную эпоху. В период реформ, когда китайские государственные предприятия получали независимость от государственных органов надзора и учились работать в условиях конкуренции, университеты Китая двигались в противоположном направлении. Самыми заметными конкурентами являются зарубежные вузы. Десятки тысяч самых способных китайских студентов ежегодно уезжают учиться в Японию, Австралию, Канаду, Соединенные Штаты и Европу. Их выбор говорит о глубоком разочаровании в китайских университетах.
При таком жестком правительственном контроле китайские университеты больше преуспели в заискивании перед министерством образования, чем в инновационных исследованиях и образовательных программах (в этом они не так сильно отличаются от госпредприятий в дореформенную эпоху). Кроме того, находясь в стесненных финансовых обстоятельствах, они конкурируют между собой за абитуриентов и усиленно ищут другие источники финансирования. Следовательно, хотя высшее образование в Китае переведено на коммерческую основу и доступно широким слоям населения, реформа в этой сфере не создала свободного рынка идей. Напротив, поскольку государство вливает деньги в целевые проекты в надежде создать университеты мирового уровня, министерство образования стремится усилить свою власть над китайскими вузами. Это означает, что вузы уделяют больше внимания начальственным директивам, чем задачам высшего образования.
В 1995 и 1998 годах китайское правительство инициировало Проект 221 и Проект 985, целью которых было создание нескольких университетов мирового класса и развитие важнейших академических дисциплин
[260]. Министерство образования ввело в вузах сдельную оплату труда – систему поощрения, которая хорошо себя зарекомендовала на производственных предприятиях. Оценка и вознаграждение труда университетских преподавателей производятся на основе их публикаций. Преподаватель обычно получает привязанную к его ученому званию базовую зарплату и вознаграждение по итогам работы, которое в основном зависит от количества публикаций. В большинстве случаев базовая зарплата невелика, и поэтому преподаватели, чтобы заработать на достойную жизнь, должны постоянно печатать свои работы. Неудивительно, что эта схема, широко применяемая в настоящее время, превратила китайских преподавателей вузов в машины по производству публикаций. Что хорошо, Китай стал одним из крупнейших в мире «производителей» научных статей. Но это достижение дорого обошлось Китаю, и ценой, которую пришлось заплатить, стала «головоломка Цяня».
Почти во всех областях человеческой деятельности наблюдается колоссальный разрыв между работами среднего и самого высокого уровня. Испокон веков любую науку продвигали немногие гиганты мысли. Человеческая изобретательность проявляется в полную силу, а наука движется вперед, когда высокомотивированным, самостоятельным ученым предоставляют свободу проводить самостоятельные исследования. Система вознаграждения по итогам работы может заставить ученых публиковать статьи, но ничто другое так не душит свободу творчества и оригинальность мышления, как явная материальная заинтересованность.
С учетом повсеместного административного вмешательства государства в работу китайских университетов нетрудно понять, почему они добиваются столь посредственных результатов. Как заметил Милтон Фридман, самый верный способ разрушить отрасль – это защитить ее с помощью государственной монополии. Государственная монополия в Китае резко сократила производство идей. Административное вмешательство настолько серьезно, что свободный рынок идей едва ли существует даже в таких областях, где влияние идеологии минимально, – в естественных науках, биологии и биотехнологиях. В результате классическое изречение «пусть расцветают сто цветов, пусть соревнуются сто учений» остается несбыточной мечтой.
Что касается высшего образования, правительство контролирует как производственные факторы (финансы и кадры), так и продукцию (образовательные программы), лишая китайские университеты права на самоуправление. Перенос даты открытия Южного университета науки и технологий – прекрасный пример этой удручающей ситуации
[261]. Этот университет был создан по инициативе местных властей при поддержке муниципального правительства Шэньчжэня. Хотя Южный университет науки и технологии не является частным университетом, он будет работать независимо от министерства образования и местных органов власти. Он создан по образцу и подобию Гонконгского университета науки и технологии для того, чтобы дать Южному Китаю первоклассное научно-исследовательское учреждение, которое станет центром научных и технологических инноваций, необходимых для развития региональной экономики. Новый университет планировали открыть осенью 2010 года. Но, потратив более трех лет на подготовку к открытию, министерство образования отказалось утвердить и признать его образовательные программы, что затруднило привлечение студентов.
От отсутствия активного рынка идей в Китае серьезно пострадала не только сфера образования, но и законодательство и политика. Хотя успехи в экономике превзошли самые смелые ожидания, результаты политической реформы внушают разочарование. Многие проблемы, открыто признанные в Коммюнике 1978 года, до сих пор не решены, многие поставленные в нем цели не достигнуты. «Бюрократическое чванство, позволяющее не замечать насущных экономических проблем, с которыми сталкивается народ», по-прежнему широко распространено. Китай так и не стал обществом, в котором «конституционные права граждан должны быть решительно защищены, и никто не имеет права на них посягать»
[262]. Спустя 30 лет после начала реформ китайская правовая система все еще далека от того, чтобы «гарантировать равенство всех людей перед народными законами и отказывать отдельным гражданам в привилегии стоять над законом»
[263].
