Никола был откомандирован к другим якутам работать в трубе, по которой при помощи воздушного напора выбрасывался мусор и все отбросы городка в огромную пропасть, лежавшую с внешней стороны кратера. Никола, который уже успел познакомиться с китайцами поварами и как-то объясниться с ними, сообщил мне и о кое-каких хозяйственных особенностях нашего городка.
Здесь ничего не пропадало. О запасах дичи, попадавшей в трубу, я уже знал. Свежее мясо добывалось охотой. Обитатели городка охотились, вооружённые ружьями, действующими сжатым воздухом. Был ещё один довольно любопытный вид охоты: на крупного зверя шли с бомбами, наполненными жидким воздухом, заключённым в теплонепроницаемые оболочки.
Достаточно было повернуть «запал», чтобы в бомбе начала энергично развиваться теплота. Жидкий воздух расширялся, превращался в газообразный, и брошенная бомба разрывала зверя с такой силой, как будто она была начинена динамитом.
Никола объяснил мне только эффект такого рода оружия, но мне уже нетрудно было понять внутреннее устройство. Однако жидкий воздух был не единственным источником энергии, которым пользовались в городке. Когда рыли новые шахты, употребляли какое-то иное взрывчатое вещество. Неизвестным источником энергии приводились в движение и все сверхмощные машины этого своеобразного завода. Когда я обратился за разъяснениями к Элеоноре, она ответила:
— Это не по моей части.
«На этом заводе, — подумал я, — слишком много производственных тайн… Мало того, что Бэйли лишил меня свободы и сделал своим рабом, он, может быть, заставляет меня работать в интересах английских капиталистов… Что, если весь этот жидкий воздух превратится в их руках в страшное орудие против нас? Нет, надо скорее бежать, чтобы предупредить правительство об опасности через ближайший же совет или ячейку».
Я по нескольку раз заставлял Николу объяснять мне подробнейшим образом устройство отводной трубы — план давал слишком схематичное представление. И Никола объяснял мне. Труба имеет не менее двух километров. Когда-то она, очевидно, выходила на самый край обрыва с внешней стороны кратера, но сваливаемый мусор постепенно удлинял площадку перед трубой, и теперь эта площадка протянулась вперёд на полкилометра. По ней проведены рельсы для вагонеток, на которых и подвозят отбросы к краю пропасти. Скат на месте свалки довольно крутой. Стены пропасти ещё круче, но, по мнению Николы, выбраться из неё всё же можно. Это единственный путь к бегству.
Я ещё раз подошёл к плану и внимательно осмотрел чертёж трубы. Неожиданно моё внимание было обращено на какие-то знаки: там, где на плане труба кончается, едва виднелись нацарапанные ногтем или спичкой изображения стрел, направленных к устью трубы, а над стрелами стояли восклицательные знаки.
Что означали эти знаки? Кто сделал их? Не предупреждал ли меня мой предшественник, живший в этой комнате, — такой же заключённый, как и я, — не идти этим путём, где меня ждала какая-то опасность?.. Стрелки могли означать направление ветра. Но ветер дул из трубы, вынося мусор. Наружный воздух втягивался только центральной трубой кратера. Во время уборки мусора и ночью, когда люди спали, в боковой выводной трубе ветер вообще не дул, как сказал мне Никола. Как бы то ни было, для нас не было другого пути, а медлить, когда я должен был предупредить власти о нависшей угрозе, не было оснований.
Не откладывая задуманного плана в долгий ящик, мы решили с Николой двинуться в путь в ближайшую же ночь, как только все уснут.
«Дежурят ли ночью сторожа?» — думал я. Скрыться от них будет довольно трудно, так как огни в коридорах не гасились круглые сутки, — это я уже знал. Кроме того, рискованно было пускаться в путь в наших довольно лёгких домашних костюмах. Начиналась осень, и ночами, не смотря на потепление климата, могли быть заморозки. Зима же в этих широтах наступает очень быстро. Вопрос о провианте меньше беспокоил меня. Хотя мы были безоружными, но со мной был Никола, который мастерски мог изготовить лук и стрелы и даже связать силки из собственных волос. Он знал тысячи способов ловли птиц, зверей и рыб, и с ним голодная смерть не угрожала.
Мы тихо сидели в своей комнате, прислушиваясь к отдалённым звукам. Где-то глубоко под землёй гудели моторы, а над нами завывал ветер в трубе. Скоро замолкло и это завывание: ночью лаборатории не работали…
Полночь. Я кивнул Николе головой, и мы тронулись в путь. Никола шёл впереди. Мы благополучно прошли весь коридор, никого не встретив, спустились в пятый этаж, взошли на небольшую лесенку и оказались в маленькой комнатушке — не больше кабины лифта, — из которой дверь выходила во внутренность боковой трубы. В кабине оказался дремлющий сторож. Я отшатнулся назад, но в это время Никола вдруг тихо и быстро заговорил на якутском языке. В стороже он узнал якута — Ивана-старшего. Никола, видимо, в чём-то горячо убеждал Ивана, а тот отрицательно качал головой, вздыхал и чесал свою реденькую бородку.
— Не хочет пустить, — объяснил мне Никола. — Сильно боится и нам не велит. Смерти боится.
Повернувшись к Ивану, Никола вновь начал убеждать его пропустить нас. Иван, видимо, начинал колебаться. Потом он махнул рукой, открыл дверь, ведущую в трубу, и первый перешагнул порог.
— Он пойдёт с нами вместе пропадать, — пояснил Никола.
Труба была большая, как железнодорожный тоннель. Когда дверь за нами закрылась, мы погрузились в полную темноту. Как ни тихо мы шли, шаги наши гулко отдавались в трубе, выложенной железными листами. В конце труба делала большой отлогий поворот, завернув за который я вдруг увидел бледный свет месяца… Этот свет взволновал меня как символ свободы. Ещё несколько шагов — и мы выйдем из нашей тюрьмы! Я уже чувствовал запах прелых листьев и мха.
Отверстие всё расширялось. Месяц осветил стены трубы. Там, где она кончалась, я увидел железные полосы, пересекавшие трубу в виде небольшого мостика. Никола уже занёс ногу на этот мостик, но я дёрнул его за рукав и остановил. Я подумал, что этот мостик мог быть сделан для автоматической сигнализации. Мостик был неширок, однако через него было трудно перепрыгнуть. Я задумался, как обойти препятствие. Никола не понимал меня и торопил идти скорее. Я объяснил ему мои опасения.
Мы начали совещаться. Никола предложил такой план: он и я должны поднять, раскачать и перебросить через мостик Ивана, как самого малого и лёгкого из нас, затем Иван принесёт досок или обломков деревьев, и мы соорудим «мост над мостом» — так, чтобы можно было перейти по деревянному настилу, не задевая железных полос. Но Иван не соглашался на маленькое воздушное путешествие — он боялся разбиться.
— Я и так пробегу, — ответил он. — Боком, боком…
И, прежде чем мы успели возразить, Иван отошёл назад, разогнался и побежал по наклонной стенке трубы, сбоку мостика… Несколько шагов он сделал благополучно, но у самого края поскользнулся на гладком сыром откосе и во весь рост грохнулся на железный мостик… Если мостик был соединён с сигнализацией, то она заработала вовсю!
Нам больше ничего не оставалось, как, не обращая внимания на мостик, бежать вслед за Иваном. В два прыжка я выскочил из трубы, Никола последовал за мной. Мы бросились бежать по шпалам, обегая стоявшие вагонетки. В две-три минуты мы пробежали не менее половины площади, отделявшей нас от кручи. Падение в мягкий мусор не страшило меня.
