Площадка круто обрывалась. Горы кругом были занесены снегом. На тёмном небе сверкали звёзды. Ветра не было.
— «Воздушные витамины»… Это вы хорошо сказали, — ответил я. — Я не чувствую запахов земли, всё уже занесено снегом. Но хвоей пахнет. И ещё чем-то, как будто далёким дымком.
— А где дым, там жильё, люди…
— Которые также наслаждаются «воздушными витаминами». И всего этого их хочет лишить мистер Бэйли!
— Смотрите!
Я посмотрел на север. От горизонта поднимался бледный световой столб. Всё выше, выше, до зенита. Из молочного столб превратился в бледно-голубой, потом в светло-зелёный. Верхушка столба начала розоветь, и вдруг от неё, как ветви от ствола дерева, потянулись во все стороны широкие отростки. А от горизонта поднималась завеса, переливающаяся необыкновенно нежными и прозрачными оттенками всех цветов радуги. Полярная ночь чаровала. На небе разыгрывалась безмолвная симфония красок. И цвета переливались, как звуки оркестра, то вдруг разгораясь в мощном аккорде, то нежно замирая в пианиссимо едва уловимых оттенков.
— Как прекрасен мир! — с некоторой грустью в голосе сказала Нора.
Я взял её руку в меховой перчатке. Нора как будто не заметила этого и продолжала стоять неподвижно, глядя на расстилающуюся перед нами панораму горных цепей и долин. Белый снег отражал небесные огни и непрестанно менял окраску, то голубея, то розовея. Это была красота, которая покоряет на всю жизнь. Безлюдье… Пустыня… Перекличка прекрасных, но глухонемых огней… Мы как будто были заброшены в совершенно иной, фантастический мир. А там, за горными цепями, на юго-западе и юго-востоке копошился людской муравейник.
— Мисс Энгельбрект, вы говорили с вашим отцом? — прервал я молчание.
Нора точно вернулась на землю из надзвёздных высот.
— Да, говорила, — ответила она, опустив голову.
— И чем же кончился ваш разговор? Нора устало подняла голову.
— Чем кончился наш разговор?.. — переспросила она, как бы не расслышав. — Отец поцеловал меня в лоб, как это делал, когда я ещё девочкой уходила вечером спать, и сказал: «Спи спокойно, моя дочурка». И я ушла в свою комнату. Отец! Милый отец, с которым я никогда не разлучалась ни на один день, как будто ушёл от меня, стал далёким, непонятным и даже… страшным… Я уже не могу относиться к нему с прежним доверием.
Мы опять замолчали. А небесный гимн северного сияния всё разрастался, ширился, как могучий световой орган, холодный, беззвучный, прекрасный, чуждый всему, что волновало нас…
* * *
Потянулись скучные однообразные дни. Мы с Норой по-прежнему занимались в лаборатории, но девушка работала уже без прежнего энтузиазма. Раньше Hope доставляло огромную радость заслужить одобрение отца. Теперь всю работу она проделывала механически, как подневольный слуга, работающий за кусок хлеба. Она глубоко страдала. Побледнел её прекрасный румянец, запали глаза, она заметно похудела, у неё появилась рассеянность. Посуда летела из её рук, она нередко ошибалась. Профессора Энгельбректа я видел только изредка, но и в нём была заметна перемена. Он как-то осунулся, постарел, лицо его потемнело.
По вечерам, после работы. Нора и я выходили иногда на нашу площадку полюбоваться северным сиянием, подышать «воздушными витаминами», а главное, побеседовать. Нора была одинока в своём горе, и я был единственный человек, в обществе которого она могла найти моральную поддержку.
Уже несколько дней ветер не бушевал над кратером. Было необычайно тихо.
— Мистер Бэйли, очевидно, решил дать передохнуть воздуху, — как-то пошутил я.
— Да, но этому нечего радоваться, — ответила Нора. — Мы переходим на новый способ сгущения воздуха. Зимой воздух приносил целые тучи снежной пыли. Это затрудняло работу. Снег, удалённый из вентилятора, требовал слишком много места и труда для уборки. Вы видите эту гору? Это искусственная гора. Она не успевает стаивать за лето. Ещё через год здесь был бы целый Монблан. Отец призвал на помощь все силы химии и электричества и нашёл новые способы поглощения и разложения воздуха. Увы, процессы переработки воздуха пойдут теперь ещё быстрее. И скоро земля начнёт задыхаться, как в припадке астмы.
— Нора, бежим отсюда! — вдруг сказал я. Девушка посмотрела на меня.
— Возьмёмся за руки и прыгнем с этой площадки? — шутливо спросила она.
Это уже было похоже на кокетство. Не давая мне ответить, Нора в том же тоне продолжала, глядя вниз:
— Пожалуй, мы и не разбились бы. Мы скатились бы вниз и упали бы в мягкий снег. Потом пошли бы вон туда…
Я внимательно смотрел на путь, указываемый Норой. А ведь в самом деле этим путём можно бежать! Здесь нет трубы. Извилистое ущелье может защитить от ветров, если их поднимет «бог ветров» Бэйли.
— Не шутите. Нора, это прекрасный путь для побега, — высказал я вслух мою мысль. — Немножко высоко… Если вы не решаетесь, я бегу один.
Что-то вроде испуга мелькнуло в глазах Норы.
— И оставите меня одну? Нет, я не пущу вас…
— По приказу его величества мистера Бэйли?
— Я не пущу вас, — продолжала Нора. — Вас могут поймать, как и в первый раз, и тогда вам уже не поможет никакое заступничество. Притом вы не приспособлены для такого путешествия. Ваша жертва будет напрасна. Отважиться на такое путешествие имеет право только человек, рождённый в этой мёртвой пустыне, — какой-нибудь якут, как ваш Никола… В самом деле, почему бы вам не снарядить его? Он прекрасно справится с задачей. И скоро на наши головы полетят снаряды. И мы «умрём, как герои», — сказала она с горькой иронией.
— Наши войска будут предупреждены, и, может быть, нам удастся избегнуть этой почётной смерти. Вероятно, осаждённый мистер Бэйли сдастся, когда убедится, что борьба безнадёжна, — постарался я смягчить мрачные перспективы. — Ваше предложение неплохое. Я готов идти на риск, но вы правы: Никола лучше справится с этой задачей.
— А Никола согласится?
— Никола! Вы не знаете его. Это золотой человек. Он столько раз смотрел смерти в глаза, что наш проект нисколько не испугает и не удивит его.
У меня стало легче на душе. Нора тоже повеселела. Круг безысходности как будто разомкнулся. Теперь у нас был определённый план. Мы всячески обдумывали его, и это отвлекало Нору от мрачных мыслей.
Встретившись с Николой в нашей комнате, я подозвал его и тихо шепнул:
— Никола, я нашёл, откуда можно бежать. Можешь ли ты пробраться в Верхоянск? Я дам тебе тёплую одежду, револьвер и мешок с сухарями и вяленым мясом.
— А ты? — спросил тоже тихо Никола.
— Нам нельзя вдвоём. Нас могут поймать. Но если не дойдёшь ты, тогда отправлюсь я. Впрочем, если ты не хочешь идти один…
— Засем не хоцесь? Мне тут скуцьно. А засем в Верхоянск?
— Ты передашь письмо. Идёшь?
