Благодаря моралистам мы хорошо информированы о воспитании младенца. Все они настаивают на необходимости хорошего питания. Один из них уточняет, что необходимо хорошо кормить мальчиков, чтобы они росли сильными, не давая при этом аналогичной рекомендации относительно девочек, ограничившись замечанием: «Не имеет значения, как их кормить, важно лишь, чтобы они не были слишком жирными и получали необходимое». Моралисты единодушны во мнении о необходимости постоянного присмотра за мальчиками, но еще больше за девочками. Однако они рекомендуют защищать в равной мере как мальчиков, так и девочек от внешних угроз (огонь, острые предметы, домашние животные), о чем мы еще будем говорить. Все они единодушны в признании необходимыми физических наказаний — разумеется, в интересах детей. «Когда ребенок, — поучает поэт Антонио Пуччи, — шалит, наставляй его словами и розгами; после семи лет наказывай его кнутом и кожаным ремнем. Когда же ему перевалит за пятнадцать, используй палку, бей его, пока не попросит прощения». Эти строгости относились к мальчикам. В раннем же детстве и мальчики, и девочки жили в окружении женщин — в своем доме или в доме кормилицы, в городе или в деревне. Это воспитание, свободное и вместе с тем суровое, наводит на мысль о врожденном неравенстве полов. Общество той эпохи — несомненно, общество мужчин. Этот вывод очевиден. Очевидны и отличия менталитета людей той эпохи и нашего времени: ребенок заперт дома, в своей комнате, иногда под самой крышей, в пространстве, находящемся под контролем женщин — со всеми неизбежными последствиями для его поведения во взрослой жизни.
Как и в наше время, у детей были игрушки — простые, которые сохранились в обиходе на протяжении столетий до наступления эры механических и электронных игрушек: тряпичные или деревянные куклы, деревянные лошадки, волчки, мячи или, вернее говоря, «тряпичные или кожаные шары, набитые шерстью или конским волосом».
[30] И детские сны конечно же были населены магами и чародеями, оборотнями и сказочными животными из бесконечно многообразного бестиария, образы которого возникают в первой песне «Божественной комедии»: «проворная и вьющаяся рысь, вся в ярких пятнах пестрого узора», «лев с подъятой гривой», волчица, «чье худое тело, / Казалось, все алчбы в себе несет…» (Ад, I, 49–50).
Обручение, помолвка и брак
«Брак не был событием исключительно личным, семейным, частным, он являлся фактом социальным, поскольку семья составляла ячейку общества, и религиозным, поскольку Церковь, вопреки ширившейся практике отказов от супружества и разводов, не переставала признавать и защищать святость и нерасторжимость брака».
[31] Из этих общих предпосылок, действительных для всего средневекового Запада, проистекают особенности брака во Флоренции.
Прежде всего следует разграничивать правовые нормы и реальные факты, а также различия между социальными группами. Так, по каноническому праву, свободное волеизъявление и взаимное согласие супругов являются необходимым условием для заключения брака, тогда как по ломбардскому праву «брак есть акт, в совершении которого женщина не принимает участия, ни фактически, ни юридически».
[32] Именно поэтому (хотя в большинстве случаев браки были желанными и готовились обеими семьями заблаговременно) не было недостатка в парнях и девушках как из бюргеров, так и из народа, фактически вступавших в брачные отношения без согласия родителей. Таких ситуаций немало в «Декамероне» Боккаччо, в частности, в знаменитой новелле о соловье, где юная Катерина захвачена врасплох, держа в левой руке «соловья» своего возлюбленного; добрый отец, заставший ее в таком положении, соглашается на брак (Декамерон, V, 4). В «Декамероне» же рассказана история о женихе, надевающем кольцо на палец своей избранницы и тем самым делающем ее своей женой без каких-либо формальных церемоний (там же, II, 3). Церковь узаконивала эти свободные союзы.
Тем не менее юридически и фактически требовалось, чтобы браки заключались с соблюдением освященных обычаем правил. Самым поразительным и шокирующим является юный возраст невесты. «В брак вступают в колыбели», — сокрушался Франко Саккетти, что, к счастью, было лишь изящным преувеличением. Но можно было встретить невест восьми, а женихов двенадцати лет. Именно в этом возрасте был Данте Алигьери, когда семьи договорились о его женитьбе на Джемме Донати. Стоит ли удивляться, что наш поэт никак не проявил своей любви к жене — ни разу не упомянул ее в произведениях, где говорил о возлюбленных. В конце концов был установлен законный возраст для вступления женщин в брак — двенадцать лет. В данном случае речь идет о фактическом браке, о его, как говорили, «плотском совершении», а не просто о помолвке, которая нередко устраивалась семьями сразу после рождения детей. Идеальный возраст для новобрачной — четырнадцать лет. Девушка, которая к этому времени не выходила замуж, считалась старой девой. Для мужчин нижний предел брачного возраста установлен в восемнадцать лет, верхней границы не существует, так что можно было увидеть «старикашек», женящихся на совсем молоденьких девушках.
Другое общепринятое правило — использование услуг профессиональных сватов и свах. Посредники были двух видов. Одни, sensale (заметим попутно, что это слово в наши дни употребляется в значении «маклер»), брали на себя труд по установлению контактов между семьями, не вмешиваясь в дальнейший ход переговоров. Эстафету подхватывал другой посредник, mezzano (в наши дни это слово приобрело уничижительное, вульгарное значение — «сводня»), который организовывал переговоры двух семей. Эти переговоры затягивались подчас надолго: на кону стояли важные интересы. Например, совершению в 1312 году помолвки юного Адимари с юной Перуцци предшествовали шесть лет трудных согласований, так что пришлось вмешаться самому епископу Фьезольскому. Разумеется, здесь мы имеем дело с исключительным случаем, основанном на финансовых соображениях договаривающихся сторон. Но даже в самых простых ситуациях споры затягиваются, когда доходят до сути проблемы — приданого, без которого не может состояться брак ни в среде аристократии, ни в среде пополанства, крупного, среднего или мелкого. Достигнутое соглашение сразу же официально фиксируют в брачном договоре, который нотариально удостоверяется в присутствии многочисленных свидетелей, зачастую публично, на паперти церкви или на площади перед дворцом одного из двух семейств (как правило, жениха), а иногда и перед Дворцом приоров. Именно в ходе этой церемонии, sposalizio (позднее это слово приобрело значение «брачная церемония») или mogliazzo (слово вышло из употребления), жених и невеста торжественно обмениваются кольцами; до этого момента они почти не знали друг друга, а подчас никогда не встречались (правда, такое случалось редко и быстро вышло из обычая). В богатых семьях жених дает два кольца — одно золотое, другое серебряное. Отцы двух семейств скрепляют торжественный договор рукопожатием (impalmare, поэтому выражение impalmare una figlia или una donna означает «выдать замуж»). Считается, что после этой церемонии жених и невеста (sposi, слово позднее приобрело значение «супруги», но первоначально применялось к обручившимся) окончательно связаны друг с другом брачными узами. Горе тому, кто захотел бы расторгнуть обручение. Печальный опыт был у юного Буондельмонте. Он обещал жениться на одной из дочерей Амидеи, но потом обручился с девушкой из семейства Донати. Амидеи решили кровью смыть нанесенное им оскорбление. Они отомстили жестоко. В день свадьбы с юной Донати на Буондельмонте напали у входа на Старый мост, он был убит у ног статуи древнего бога Марса. Именно это печальное происшествие, случившееся на Пасху 1215 года, флорентийские хронисты считают началом гражданской войны, терзавшей Флоренцию на протяжении нескольких поколений.
[33] Данте, спустя столетие вспоминая об этом происшествии, без обиняков скажет, что ради спокойствия Флоренции было бы лучше, если бы юный Буондельмонте утонул в Эме в тот самый день, когда он впервые ехал во Флоренцию из своего замка (Рай, XVI, 140–147).
