Однако к концу 1930-х годов Гитлер стал решающим фактором на международной арене. Более того, немецкий диктатор все чаще относился к дуче как к младшему партнеру. Уже тогда Муссолини начала понемногу коробить роль второй скрипки «оси». Он с горечью жаловался на то, что Гитлер не спрашивает его мнения и сообщает ему о планах Германии лишь в самый последний момент.
Лишь однажды за всю историю существования «оси», а именно — в сентябре 1938 года дуче было позволено нечто большее, нежели отведенная ему роль второй скрипки. Этим событием явилась печально знаменитая мюнхенская конференция с ее линией на «умиротворение агрессора», жертвой которой стала Чехословакия. Тогда западные державы и Муссолини отвели этой стране роль кости, которую они кинули Гитлеру в надежде на то, что этим удастся предотвратить более крупный вооруженный конфликт. Хотя дуче на первый взгляд и занимал центральное место в этом четырехстороннем саммите, во время которого он свободно общался с участниками на их родных языках, однако реальным дирижером квартета был, несомненно, Гитлер, ему же достались и самые главные плоды заключительного соглашения.
И все-таки для Муссолини это был момент торжества. В Италию он вернулся триумфатором, а по возращении заявил, что его стараниями Европу удалось спасти от катастрофы. И, что самое главное, большая часть Европы с ним согласилась.
Убаюкав мир речами о близком мире и согласии, Гитлер, однако, вновь вернулся к своим планам будущей войны. Вскоре после мюнхенской конференции в Рим нагрянул военный министр рейха Риббентроп, который сообщил дуче и его зятю Галеаццо Чиано, что независимо от того, какие решения были приняты в Мюнхене, в ближайшие три-четыре года война неизбежна. Риббентроп хотел заполучить подпись Муссолини на трехстороннем соглашении — Германии, Италии и Японии — о военном сотрудничестве. На этот раз дуче не торопился ставить свою подпись. Примерив во время мюнхенской конференции на себя роль великой державы, Муссолини рассчитывал, разыгрывая мирную карту, добиться у Запада ряд дополнительных уступок. За несколько дней до прибытия в Рим Риббентропа Муссолини и Чиано позволили себе посмеяться над ним за его спиной.
«Он тщеславен, заносчив и большой любитель поговорить, — писал Чиано в своем дневнике. — Дуче говорит, что достаточно взглянуть на его голову, чтобы понять, какие крошечные у него мозги».
К 1939 году над Европой уже собирались зловещие грозовые тучи. В марте этого года Гитлер удивил Муссолини (да и весь мир) тем, что оккупировал то, что оставалось от Чехословакии, тем самым нарушив все положения мюнхенского договора. А ведь именно благодаря этому соглашению Муссолини смог примерить на себя тогу миротворца. Не удивительно, что вероломство Гитлера повергло его в шок, и он даже начал подумывать о том, а не занять ли ему сторону западных держав против Германии.
Испытывая зависть по поводу головокружительных успехов фюрера, Муссолини устроил себе собственную победу, напав в апреле 1939 года на крошечную Албанию. Собственно говоря, та уже и раньше была под итальянской пятой, что, по большому счету, лишало военное вторжение всякого смысла. Впрочем, Муссолини оно нужно было в первую очередь для того, чтобы потешить собственное «эго».
Весной 1939 года дуче не строил иллюзий относительно намерений Гитлера. Следующим шагом фюрера должно было стать вторжение в Польшу. Понимал он и то, что этот шаг наверняка станет поводом к мировой войне, к которой Италия, по большому счету, была не готова. Муссолини не раз говорил немцам, что Италии не хватит военной мощи, чтобы противостоять в вооруженном конфликте Англии и Франции, особенно если этот конфликт затянется на несколько лет. Но Гитлер уже вовсю диктовал Муссолини свои условия, даже если сам не желал в том признаться. И дуче — вместо того чтобы дистанцироваться от Гитлера — поверил пустым заверениям Риббентропа, который в мае заверил итальянцев, что в ближайшие четыре-пять лет решающая битва между странами «оси» и Западом не произойдет.
Успокоенный подобным заверением, Муссолини согласился подписать официальное соглашение о военном союзе с Германией. (Король выразил свое неодобрение, однако дуче отмел все его опасения.) Этот договор, названный им Стальным Пактом, Чиано подписал 22 мая в Берлине. (Первоначально Муссолини хотел назвать этот документ «Пактом Крови», но затем передумал.) В преамбуле к договору, в частности, говорилось: «Народы Германии и Италии настроены в будущем действовать бок о бок и совместными усилиями обеспечивать жизненное пространство и поддерживать мир». Выражение «жизненное пространство» было не чем иным, как эвфемизмом, означавшим захват чужих территорий.
Однако куда важнее было то, что, согласно этому документу, Италии надлежало в случае войны оказывать Германии помощь. (В случае войны пункт номер пять запрещал любой из сторон заключать перемирие без согласия второй стороны. Этот пункт стал крайне важен летом 1943 года.) Чтобы избежать двусмысленного толкования этого пункта, 30 мая дуче отправил Гитлеру секретный меморандум, в котором в очередной раз подчеркнул, что Италия может быть готова к войне не ранее 1943 года. «Италии требуется время на подготовку» — писал Муссолини, добавляя, что его страна «не хотела бы ускорить европейскую войну, хотя и убеждена, что такая война неизбежна».
Однако Гитлер спешил. Спустя всего три месяца он втянет Европу во Вторую мировую войну.
Стальной Пакт скрепил официальной печатью «ось» Рим — Берлин. И хотя это соглашение затрагивало судьбы миллионов итальянцев и немцев, сам этот союз базировался главным образом на личных отношениях между дуче и фюрером. Следует отметить и тот факт, что многие советники обоих диктаторов встретили это новое партнерство если не с откровенной враждебностью, то с полным равнодушием.
Впрочем, Гитлера с Муссолини их мнение не интересовало. Более того, оба диктатора нашли немало точек соприкосновения. Начать с того, что оба были самоучками, выходцами из социальных низов (отец Гитлера был мелким чиновником, отец Муссолини — кузнецом), которые собственными усилиями достигли вершин власти. Обоих в свое время недооценила оппозиция, оба искусно эксплуатировали накал политических страстей по окончании Первой мировой войны (во время которой оба служили в чине капрала), оба ловко играли на страхе своих сограждан перед коммунизмом, вступали в сделки с большим бизнесом, оба проповедовали национализм, в который сами искренне верили. Несмотря на публичные заявления о стремлении к миру, оба вынашивали планы агрессивной войны, стремились к росту своего могущества и престижа за счет покорения других наций. Кроме того, ни тот, ни другой ничего не смыслили в такой важной для любой страны вещи, как экономика.
Хотя и в различной степени, оба прибегали к насилию, если требовалось заткнуть рты потенциальным врагам или для достижения собственных политических целей. Нет, конечно, Муссолини никогда не совершал тех подлостей, какие позволяли себе Гитлер и Сталин, и редко доводил до конца свои угрозы, что было хорошо известно его недругам. «Лишь крайне редко, после 1943 года, — пишет Паоло Монелли, итальянский историк, работавший в эпоху фашизма журналистом, — Муссолини позволял себе замашки тирана. Он был, скорее, бесчувственным, нежели откровенно жестоким; интриганом, нежели мерзавцем; циником нежели злодеем, и то лишь по отношению к тем, кого он записал в свои враги».
