В петровских реформах Д. М. Голицыну особенно не нравилась поспешность нововведений, казалось, без особой надобности привозимых из-за рубежа, ему неприятны были стремления Петра изменить нравы и обычаи старины, и, видимо, зная или догадываясь об истинных стремлениях Алексея Петровича, он сочувствовал ему, как, впрочем, и многие из петровских вельмож.
Трудно представить, чтобы к «узкоголовому», «тупому» наследнику престола испытывали глубокое расположение эти государственные мужи (я уже не говорю об оппозиции царю в простом народе).
Он против немцев на троне. В этом он видит погибель для русских людей. Но как, как выйти из положения?
Иногда ему видится выход даже в смерти отца, и в отчаянную минуту он желает этого, о чем признается духовнику. «Бог тебя простит, — говорит тот. — Мы и все желаем ему смерти для того, что в народе тягости много».
Он не помышлял о партии, но, как показало следствие по делу царевича, она вызревала в обществе, пока он был жив. Следствие же показало: конфликт отца с сыном был делом далеко не семейным.
«Следует особо остановиться на довольна распространенном утверждении, — пишет В. Вилимбахов, — что Алексей якобы начисто отвергал все петровские начинания и люто ненавидел новую Россию.
Это не совсем верно.
Доподлинно известно, что царевич не был ярым ненавистником всего иноземного. Он с удовольствием ездил за границу и одно время, задолго до трагической развязки, даже намеревался постоянно поселиться в какой-либо европейской стране. Никогда не высказывался Алексей и против проводимых в стране преобразований. Он лишь решительно осуждал петровские мероприятия, направленные на ограничение церкви. Да, он действительно не любил Петербурга и желал перевести столицу в Москву, но такой точки зрения придерживался не он один — разделяло, пожалуй, большинство его современников. Не одобрял царевич чрезмерной внешнеполитической активности, не без основания считая, что страна нуждается? в передышке.
В чем же тогда, спрашивается, лежит корень конфликта и почему он возник?»
Статья В. Вилимбахова, опубликованная в 1982 году и журнале «Нева», написана эмоционально и выдает явное пристрастие автора к описываемому предмету. Но, скажем себе, материал, представленный в ней, достоверен и интересен.
В чем же корень конфликта?
Приглядимся к детским годам царевича Алексея Петровича.
В 1701–1702 гг., несмотря на усиленные просьбы венского двора прислать царевича «для науки» в Вену, Петр отказался от этого плана. Решив заменить посылку сына за границу приглашением к нему в воспитатели иностранца, царь выбрал немца Нейгебауера. Тот раньше был в свите Карловича. Почему так поступил Петр, трудно сказать.
Супруга цесаря Леопольда I Елеонора-Магдалина, лично знавшая Петра, говорила русскому послу в Вене князю Голицыну, чтобы «Российский государь прислал к нам царевича для научения: обещаются паче своих детей в сбережении иметь; а в Берлин бы одноконечно не изволил посылать». Месяцев через пять, как пишут, государственный канцлер Кауниц, именем цесаря, повторил то же князю Куракину. Но Петр решил по-своему. Царевич около года пробыл в обществе немца.
О характере первого воспитателя царевича можно судить по следующему факту: в 1702 году, когда Алексей Петрович сопровождал отца в Архангельск, там между немцем и Вяземским произошло крупное столкновение. В пылу перепалки воспитатель разразился такой бранью в адрес русских и всего русского, что был немедля удален от должности. (В скобках заметим, что, вернувшись на родину, он принялся сочинять фельетоны, в которых, в частности, рассказывал, что одиннадцатилетний царевич принужден был отцом унижаться перед Меншиковым.)
Петр так и не решился отправить сына за границу и желал воспитать его дома. Весной 1703 года он определяет к нему в наставники барона Генриха Гюйссена из древней благородной фамилии цесарского города Эссена. (Некоторые историки пишут его фамилию «Гизен».)
Барон учился в лучших немецких университетах. В его послужном списке — служба в войсках цесарских, французских, датских, затем исправлял должность канцлера у княгини фон Вальден в Голландии и, под начальством Флеминга, действовал в Польше против шведов в звании генерал-аудитора. По совету Паткуля вступил в русскую службу. Принят он был генерал-аудитором в корпус русской армии с жалованьем по 150 ефимков в месяц.
В марте 1703 года в Шлиссельбурге Гюйссен написал записку о воспитании царевича.
Запиской предусматривалось, что в течение двух лет царевич ознакомится с Библией и французским языком, историей и географией, геометрией и арифметикой. Затем царевичу предполагалось изложить о всех политических делах на свете, об истинной пользе государств, об интересе всех государей Европы.
Записка, в переводе Шафирова, представлена была царю и одобрена. Петр указом из похода назначил барона обер-гофмейстером царевича, с жалованьем по 1000 рублей. Осторожный Гюйссен просил царя об одном — предоставить главный надзор князю Меншикову. Брать на себя столь высокую ответственность барон опасался.
Просьба обер-гофмейстера была удовлетворена.
Занятия начались. В письме к Лейбницу Гюйссен лестно отзывался о способностях и прилежании Алексея, выделяя его любовь к математике, иностранным языкам и отмечая его страстное желание посмотреть чужие страны.
В том году царевич был взят Петром в поход (первый для Алексея Петровича) в звании солдата Бомбардирской роты. По взятии Ниеншанца, после торжественного возвращения в Москву, в ноябре 1703 года, Петр сказал Гюйссену в присутствии царевича, Меншикова, Головина и других министров: «Узнав о ваших добрых качествах и; вашем добром поведении, я вверяю единственного моего сына и наследника моего государства вашему надзору и воспитанию. Не мог я лучше изъявить вам мое уважение, как поручив вам залог благоденствия народного. Не мог я ни себе, ни моему государству сделать ничего лучше, как воспитав моего преемника. Сам я не могу наблюдать за ним: вверяю его вам, зная, что не столько книги, сколько пример будет служить ему руководством».
Внимательные иностранцы отмечали некоторую суровость, проявляемую отцом по отношению к сыну. У Гюйссена встречаются указания на то, что Петр Алексеевич строго обходился с сыном и приказывал Меншикову относиться к нему без лести. Плейер, посол австрийский в России, рассказывал о слухах, что в лагере под Ниеншанцем Меншиков, схватив Алексея Петровича за волосы, повалил его на землю и что государь не сделал любимцу своему за то никакого замечания.
К Меншикову Алексей будет испытывать неприязнь до конца жизни. Не раз он рассказывал позже, как Александр Данилович бранил его при честном народе «поносными словами».
В марте 1704 года царевич отправляется с воспитателем под Нарву и находится там во все время осады. По взятии ее возбужденный победой Петр, обойдя полки, под звуки музыки и барабанного боя, обмениваясь с генералами радостными мыслями, заходит в главную квартиру фельдмаршала Очилова, где находился царевич, и говорит ему:
